Шрифт:
Семеро воинов — это много. Если речь идет о том, чтобы разогнать разбойничью шайку. А настоящему противнику здесь взяться неоткуда. Булгарское войско рассеяно, уцелевшие сидят по городам и замкам. А если наткнешься на какой-нибудь крупный отряд, всегда можно улизнуть. У каждого духаревского гридня по две лошади. От печенегов уходили, не то что от здешних виноградарей.
Так рассуждал Духарев, когда решил взять с собой только шестерых: пятерых варягов и Йонаха. Этого взял в первую очередь потому, что оставлять не хотел. Уж больно шустрый парнишка вырос у Машега. Как бы не накуролесил чего.
Одного не учел Сергей. Здесь — не Дикое Поле, где на сотни поприщ — голая степь. И не Русь, где на десять квадратных километров приходится сто кабанов, три медведя, пять леших и один бортник. Здесь — цивилизованные территории. С древних великоримских времен. Не зря ведь нынешние «особо культурные» ромеи булгар мисянами называют, хотя царя булгарского Симеона византийцы еще полвека назад признали (правда, не совсем добровольно) булгарским царем, и его сына Петра официально «василевсом булгар» титуловали. «Мисяне» — это оттуда, из времен Великого Рима, когда здесь не царство булгарское было, а римская провинция Мезия. То есть с намеком: Булгария, мол, исконно римские земли, а Константинополь, соответственно, законный древнего Рима наследник. Опора цивилизации. И как следствие — имеет естественное право повелевать всякими «тавроскифами». Литературно обоснованное. Да и словосочетания «архонт тавроскифов» и «вождь мисян» для имперского уха много благозвучнее, чем «великий князь киевский, хакан тмутороканский». А уж «василевс булгар» звучит и вовсе неприлично, ибо уравнивает какого-то «мисянина» с самим василевсом византийским.
В общем, издревле цивилизованная земля — Булгария. Издревле — римская. Так что нынче, в году девятьсот шестьдесят восьмом от Рождества Христова [38] , ромейские всадники, топчущие булгарскую землю, и не захватчики вовсе, а законные хозяева, возвращающиеся после шестивекового отпуска.
Вот на этих «хозяев» и напоролся по роковой случайности воевода киевский Серегей со своими шестью спутниками.
Их перехватили километрах в двадцати от Преславы. Катафракты. И не булгарские, а ромейские. Боевой дозор.
38
Здесь имеется некоторое расхождение в датировке. Византийские источники указывают, что вторжение Святослава в Булгарию произошло в 968 году, а в наших летописях сказано, что это был 967 год. Греческая датировка вызывает у меня большее доверие, поскольку византийские хронисты явно лучше владели вопросом. Правда, византийские хронисты тоже изрядно привирали — в угоду власть предержащим и из общелитературных соображений, но там, где врать не имело ни выгоды, ни смысла, они были весьма дотошны и пунктуальны. А вот наши летописцы даты путали постоянно. Хотя винить их в этом трудно, ведь большинство летописей было составлено намного позже описываемых событий и, с большой долей вероятности, на основании византийских же источников.
Дорога шла между холмами. На одном склоне — виноградник, на другом — кладбище. Над кладбищем — маленькая деревянная церковь. Там размеренно бил колокол. Духареву бы насторожиться, а он... Задумался о личном. О Людомиле. И проворонил приближение врага. И его спутники, привыкшие к тому, что воевода, ведун, чует беду за три поприща, глядя на спокойного батьку, тоже расслабились.
Ромеи и русы увидели друг друга одновременно. Русы — снизу, ромеи — сверху. Духарев и его гридни всё еще были в облачении булгарских катафрактов, но ромеев это не смутило. Стальные перья копий опустились в боевое положение, всадники сомкнулись и устремились в атаку.
Духарев колебался лишь несколько секунд. Скакать обратно по дороге — дать преимущество конным латникам. Через виноградник не уйти. Значит — через кладбище. Не по могилам, конечно, а по узенькой тропке, ведущей вверх, к церкви. Вражеские всадники — следом. Вернее, следом — лишь часть. Остальные, разделившись, поскакали в обход, чтобы попробовать перехватить русов по ту сторону холма.
Прием старый, но эффективный.
— Йонах! — крикнул Духарев. — Твой конь — самый быстрый, а ты — самый лучший всадник! Не жди! Попробуй добраться до Преславы. Там — наши!
— А как же вы, батька?
— Мы в церкви засядем! Стрел много! Продержимся!
— Я вернусь, батька! — Йонах легко перемахнул с заводной в седло боевого коня, ожег его плетью и птицей полетел вверх, сразу оставив позади Духарева и его гридней.
Звонарь на колокольне остервенело бил в медный купол колокола. Церковь была небольшая, но крепкая, и двери ее уже затворялись, когда Духарев осадил коня, спрыгнул и буквально в самый последний момент успел втиснуть меж створок прикрытое кольчужной сеткой плечо. Рывок — служка-монашек полетел наземь, Духарев, не перекрестившись, будто язычник, ворвался внутрь.
Внутри царил полумрак, жались к стенам какие-то люди. Не воины.
— Прости меня, Господи, — прошептал Духарев.
А его гридни уже вводили под священный свод всхрапывающих, роняющих пену коней.
Полминуты — и толстый деревянный брус вошел в скобы, блокируя дверь.
— Не бойтесь! — крикнул Духарев. — Мы никого не тронем! Зван! За мной!
Подхватил лук с колчаном и бросился вверх по узкой лесенке, ведущей на колокольню.
Вид с колокольни открывался замечательный. Зеленые холмы, желтые опояски дорог, синяя речка. За ней, вдали, черный замок, теряющийся в дымке...
И сотни две всадников в доспехах, сверкающих на солнце, как надраенные бронзовые бляхи.
С колоколенки за всадниками наблюдали трое. Сам Духарев, Зван и гридень Азим, выбранный за выдающиеся стрелковые показатели. Двое оставшихся гридней разместились внизу: присматривать за дверьми, священнослужителями и несколькими прихожанами.
Говорят, на территории Византии церкви обладали правом убежища. Но на булгарские храмы это не распространялось.
Повертевшись вокруг церквушки и убедившись, что отпирать им никто не собирается, ромеи попытались выломать дверь. И были неприятно удивлены, обнаружив, что для хорошего лучника панцирь катафракта — не помеха.