С правой стороны вкатывается детская коляска толкаемая Бабой.

Коляска загружена товаром, но не известно каким, потому что накрыта

брезентовой тканью. Баба – деревенская баба, полная и вульгарная, не

старая, голова и плечи завёрнуты в шаль, юбка и солдатские сапоги. На

плечах несёт узел. За Бабой идёт Девица, так же с узлом на плечах. Девица

беременна, на столько, что это заметно.

Баба.О боже, я же тебе говорила, чтобы ты не брала марки, марки столько

теперь стоят, сколько и довоенные деньги. Военные тоже говно стоят. Я же

говорила, надо брать солонину.

Девица.Не хотел он давать солонину.

Баба.Тогда надо было взять махорку.

Девица.Не хотел он давать махорку.

Баба.Не хотел, не хотел, а самогон он хотел. Дура. Зачем я тебя послала,

зачем я тебя родила, Господи Иисусе, за что мне всё это, за что мне эта мука,

Господи единый, ты же всё видишь, почему не пошлёшь гром на их головы…

Раздаётся взрыв и его эхо. Баба останавливается.

Баба.…Смилуйся над нами Господи. Пойдём через Борек?

Девица.Борек сожгли.

Баба.Тогда через Ласково.

Девица.Столько идти…

Баба.Не жалуйся, не жалуйся, а то я тебе пожалуюсь.

Девица.Да иду, иду…

Баба. Показывает на живот.С таким товаром?

Девица.Мама, что ты от меня хочешь?

Баба.Кто ж это купит?

Девица.Зато, получила за дарма.

Баба.С военной маркой.

Затемнение. Слышен нарастающий топот мчащейся галопом конницы.

Сцена 5.

На середине сцены маленькая придорожная часовенка. С правой стороны

входит Отец и Сын.

Отец.В двадцатом году мы пошли в штыки. Налетел я на мужика с два метра

ростом, никому не посоветую. Убежать нельзя. Уж он меня метелил, но я

вывернулся и в рыло ему, он и упал на землю. А ещё перед этим мать мою

поносил. Я был тогда почти ребёнком, немного старше тебя, а уже

доброволец.

Сын.А как было на войне?

Отец.На войне было тяжко.

Отец остановился и вытащил из – за пазухи бутылочку – четвертинку

уже немного опорожненную.

Отец.Что ты так смотришь? Ломота у меня в костях… Это чтобы согреться.

Лекарство, понимаешь? Делает глоток из бутылки, вздрагивает.Ну и

гадость… Но нужно для куражу. Кладёт руки в боки.Это мне что соска.

Поворачивается спиной к Сыну и снова прикладывается к бутылке.А--а--а…

вот мне уже лучше. Ты думаешь мне это нравится. Затыкает бутылку и

прячет за пазуху.После этой войны всё будет иначе, увидишь. Америка о

нас позаботится.

Сын.Я пойду в школу?

Отец.А как же. Это будет начальная школа, сами сыновья врачей, юристов,

инженеров ... Помнишь доктора Юзимбло?

Сын.Нет.

Отец.Элегантный был мужчина. А отец его из деревни.

Сын.И вода будет?

Отец.Какая вода?

Сын.В ванной, что бы не носить её из колодца, тёплая, греть не надо. Будет

своя ванная?

Отец.Думаю да. И по улице будем с тобой ходить, свободно, как захотим.

Нет полиции, жандармерии, никакого контроля, ни облав, ни

принудительных работ, ни лагерей. Выходишь себе на улицу и идёшь, как

будто ни кого нет. Захочешь, повернёшь, а захочешь, пройдёшь дальше. А

если что не понравится, то сразу громко говоришь, так чтобы другие