Сказать, собственно говоря, было нечего.

Да, двое военнослужащих сверхсрочной службы угнали танк. На глазах всей части. Один рядовой Ахемен, другой старший сержант Пакор. У Пакора мутное прошлое, две судимости, полугодовое пребывание в плену, однако проявленное между судимостями геройство позволяло надеяться… А рядовой Ахемен вообще ни в чем не замечен, кроме нескольких самоволок с посещением близлежащего борделя.

Доставили под конвоем свидетеля. Первогодок с оттопыренными ушами и заплывшим глазом угрюмо уставился на многочтимого Санбула. Ему тоже было нечего сказать. Да, он позволил танку выехать с территории части. Да, он велел остановиться. Танк снес КПП и… А кто мог знать? Никто не мог знать.

Свидетеля под конвоем увели.

Вертолет кружил над городом.

– Может, добровольца с зажигалкой? – спросил вдруг начальник штаба. – По старому, по доброму методу… Взять бутылку, налить в … мнэ-э… молотовского это коктейля и…

Оба посмотрели на дверь, за которой скрылся первогодок.

Потом затрезвонил телефон внутренней связи. Танк Ур-812 обнаружен.

– Что бы ты стал делать, если бы по твоему городу катались два придурка на танке? – задумчиво спросил старший сержант Пакор рядового Ахемена.

Рядовой Ахемен ответил не задумываясь:

– Поджег бы танк.

Они стояли в подворотне, заглушив мотор. Вертолет кружил где-то совсем близко.

Пакор выбрался из танка. Ахемен – следом. Стояли, курили, подпирая грязную стену с криво намалеванным «пацификом» и странной надписью «ЛЮДИ, УЛЫБАЙТЕСЬ!». Вертолет отдалился, потом снова приблизился.

– Жрать охота, – проговорил Ахемен.

Пакор высунулся из подворотни, поглядел на скучные ряды окон доходного дома-колодца.

– В чем проблема? – сказал он, сочтя последнюю тему более актуальной. – Обожди, я сейчас.

– Стой!..

Ахемен ухватил его за жесткий рукав. Пакор высвободился.

– Я сейчас приду.

– Ублюдок, – сказал Ахемен, покачав головой.

Пакор неспешно прошел по опустевшему двору, открыл дверь в подъезд и скрылся в доме.

– Ублюдок, мать твою, – повторил Ахемен. Он остался один у танка и теперь ему было почему-то страшно. Вертолет опять улетел.

Ахемен прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Время шло.

– На телеге не объедешь!.. – недовольно заскрипел совсем рядом старушечий голос.

– Что?! – Ахемен подскочил.

Маленькая старушка – чулки винтом, вечное пальто с намертво вылинявшим воротником, нелепая, не по сезону, панама с зелеными ромашками – шкандыбала с громадными сумками к подворотне. Она была очень недовольна тем, что тут стоял танк. Танк мешал ей пройти.

С ненавистью глянув на Ахемена, она протиснулась между танком и стеной и, покачивая головой на тонкой шее, направилась к дому. Ахемен ошалев глядел ей вслед.

А Пакор там, в доме, ничем таким особенным не занимался. Позвонил в дверь первой попавшейся квартиры, вежливо объяснил:

– Мадам, тысячу извинений. Мы военные преступники и дезертиры и очень хотим жрать.

Мадам, обтирая мокрые руки о халат, хмуро уставилась на него. Это была очень усталая, очень замордованная жизнью мадам. Из кухни рвались истомляющие душу запахи семейного обеда.

– Преступники? – переспросила мадам неодобрительно. – А что вы натворили?

– Угнали танк, разворотили пол-Вавилона, – охотно объяснил Пакор. – Правда, жрать очень хочется.

Мадам медленно оглядела румяную рожу Пакора, его крепкий живот, ноги сорок четвертого размера в высоких ботинках. Поджала губы.

– Ну, и сколько вас таких?..

– Двое.

Она явно не поверила ни одному его слову. «А город подумал – ученья идут…»

– Ладно. Подожди. Да не топчись тут, я полы мыла.

Пока она возилась на кухне, Пакор глазел, насколько позволяла прихожая, на тесную, полную вещей квартирку. Вон за той дверью, над которой болтаются гимнастические кольца, наверное, детская. А там – спальня. Она же гостиная. По телеэкрану, под салфеткой, прижатой уродливой фарфоровой собачкой, трепались и кобенились холеные бляди. «Я предпочитаю косметику от Забабы-Ани, поскольку она более тщательно ухаживает за моей кожей, проникая в эпидермис…» Он не видел, но догадывался, что в другом углу стоит пыльная стеклянная «горка», набитая треснувшими сувенирными чашками и мятыми фотографиями детей.

Весь этот убогий пронафталиненный уют показался вдруг Пакору таким недосягаемым, что зубы заныли.

– Держи.

Мадам вручила ему большую миску. На дно миски была постелена фольга – небось, дырявую выделила. Пакор проверил пальцами дно: точно, вон дырочка. В миске лежала горой картошка, облитая мясной подливой с кусками лука, а сбоку притулились два щедрых ломтя хлеба с дешевой колбасой.

– Еще попить, – обнаглев, попросил Пакор.

– Пива купите, – срезала его мадам. И погнала, подталкивая в широкую спину: – Давай, давай. Наследил тут, теперь подтирай за тобой…