– Вы правильно поступили, отдав ему рацию! Я тоже не верю, чтобы русский офицер забыл о присяге и сделался вожаком бандитской шайки. Вряд ли его предложение – ловушка для нас. Скорее всего, он говорил искренне.

Был дан приказ – всем находиться в полной готовности и ждать сигнала от Бельского. И на второй день сигнал действительно пришел, так что мы разбежались по глайдерам и помчались в сторону Швенеляй.

В тот день нападало очень много снега и к вечеру ожидался буран. В смотровую щель я видел сплошную белизну; лучемет был готов к бою, и мне чудилось, что зеленые огоньки на приборной доске нетерпеливо подрагивают; на самом деле, разумеется, у меня немного рябило в глазах от тряски.

Затем белизну начали пятнать черные скачущие точки: мы приближались к месту сражения, и противник воспринимался нами уже визуально. В те секунды я менее всего думал о Бельском или о девушке-талисмане. Разумеется, мне не хотелось бы скосить из лучемета кого-то из них, но я надеялся, что этого не случится, – а если и случится, то, во всяком случае, ни один из нас не будет уверен в том, что убийца именно он.

Мы открыли огонь по противнику на короткой дистанции. Бандиты не успели разбежаться: их окружили и начали расстреливать. Впрочем, следует отдать им должное: они почти сразу оправились от неожиданности и попробовали дать нам отпор.

Сражение длилось минут десять, не более; скоро все было кончено. Один раз мне показалось, будто мой глайдер налетел на какую-то преграду или стукнулся о выступающее из земли бревно, но это совершенно не помешало мне выполнять задачу: лучемет работал исправно.

Темнеть начало сразу, без всякого перехода, без предупреждающих сумерек: в это время года буран налетает на Варуссу неожиданно и свирепствует по нескольку часов. От бандитов к тому моменту мало что оставалось; уцелевшие пытались спастись бегством, но было очевидно, что буран добьет их в пути.

Мне поступил приказ отходить. Я развернул машину и двинулся сквозь тьму и противодействующий ураганный ветер. И тут, спустя минут пять, глайдер несколько раз судорожно вздрогнул, опустился и застыл, чуть завалившись набок. В кабине сделалось тихо и, как будто прежде рев мотора препятствовал распространению запаха, отчетливо завоняло характерной кислинкой, какая остается после использования лучемета.

Я опустил руки на приборную доску и некоторое время вообще ни о чем не думал. Ветер выл и бесновался, и я слышал шлепки по корпусу глайдера: огромные глыбы снега приносило бураном, и они заваливали мою машину с каждой минутой все глубже.

В темноте и буре никто не заметит отсутствия моего глайдера. То, что я пропал, обнаружат только потом, когда все соберутся в расположении полка. И, пока буран не стихнет, на поиски не отправят ни одну машину – просто потому, что это бесполезно, да и опасно.

А это означает, что я могу умереть прежде, чем подоспеет помощь. Кислый запах означал одно: корпус пробит и пропускает воздух. Сейчас, впрочем, ветром всю кислятину уже выдуло. Печка старалась изо всех сил, но мотор заглох, а это значит, что скоро сядет и аккумулятор, и тогда в кабине будет так же холодно, как и снаружи.

У меня осталось часа два, не больше. Ни страха, ни тем более отчаяния я не чувствовал; мне было как-то все равно. Мысли текли сквозь голову, не затрагивая чувств. Мимоходом я подумал о Бельском: сумел ли он вырваться из окружения и примкнуть к нашим? Впрочем, какое мне дело до Бельского, когда мне и до себя-то самого дела никакого нет…

Так прошло полчаса. Я стал замерзать. Впрочем, холод пока был терпим. Я закутался во все куртки и коврики для сидений, какие только нашел в глайдере. Еще минут через двадцать я услышал, как лязгаю зубами. И почти сразу же до меня донесся еще один звук – еле слышный гул мотора: кто-то ехал сквозь буран.

Не вполне понимая, что я делаю и зачем, я протянул руку к приборной доске и надавил на кнопку. Лучемет испустил последний заряд в пустоту и издох. У меня сразу погас свет, я погрузился во мрак, и как будто тотчас же стало еще холоднее.

Я напряженно прислушивался. Гул мотора продолжался – мой выстрел не повредил невидимому глайдеру, и я не знал, радоваться этому или, наоборот, пугаться. У бандитов тоже имелись глайдеры, так что вполне могло статься, что ко мне приближается один из них.

Я закрыл глаза. Звук двигателя стал громче, и вдруг кто-то сильно стукнулся о борт моей машины. Я вздрогнул. На крышке люка заскреблись, отгребая снег. Я нащупал на сиденье автомат и затаился. Громкий голос позвал:

– Ливанов, это вы?

Вместо ответа я вдруг зарыдал. До этого мгновения я совершенно не подозревал, что секундой позже из меня хлынут слезы; а вот поди ж ты! Чего только не бывает.

Крышка распахнулась, я увидел тьму и пролетающие во мраке крупные снежные хлопья, а поверх всего этого – чью-то фигуру.