Белые рабы! — шипели информаторы по адресу тех, кто хотел покинуть Лемнос, отречься от своего вольного или невольного белого прошлого, разорвать всякую связь с врангелевщиной и заняться мирным трудом в стране братушек.

Грабьте до конца и воюйте до победы, — отвечали им отъезжающие.

Я был в их числе.

Кому, кому, а вам-то за измену долгу и родине намыленная веревка в первую очередь, — слышал я по своему адресу угрозы со стороны «спасателей отечества», когда шел в толпе на пристань. — Главнокомандующий в Сербии и Болгарии опять соберет под свои знамена всех своих бывших подчиненных. Вам тогда не сдобровать! Не ждите прощения.

Я махнул рукой.

Посмотрим, как ему удастся собрать… Довольно с него и крымской авантюры… Хватит!

Когда паровая баржа подвезла нас к пароходу, мой взгляд невольно упал на его черную стену, на которой неведомая рука намазала мелом:

«Решид-Судьба».

Решит судьба! — подумал я и начал подниматься по трапу.

Спустя полгода Врангель, действительно, сделал попытку собрать все свое рассеявшееся по Балканам стадо, зажать его в тиски суровой военной дисциплины, подогреть в нем ненависть к Советской власти и держать его наготове для новых кровавых авантюр.

Но он натолкнулся на такое страшное сопротивление своих бывших воинов, перековавших мечи на плуги, осознавших правду и скорбь трудовой жизни и уже стремившихся безболезненно вернуться под власть Серпа и Молота, что в эмиграции возникла настоящая гражданская война.

В период ее я находился в том стане, который сокрушал знамена Врангеля.

Крымский неудачник проиграл и эту войну. [60] Намыленная веревка осталась без употребления.