На площади стояла мажара, запряженная парой добрых лошадей. Один Аллах знал, кто ее хозяин. Солдаты не замедлили завладеть ею.

За Сладкой Балкой мы обогнали громадную толпу военнопленных. Грязные, жалкие, босые, оборванные, как всегда. Их охрана, перепугавшись красных налетчиков, убежала вслед за Черновым.

Куда вы-то?

Не знаем… Нас все бросили… Вдогонку за своим начальством. Не отставать же.

Вот если бы это были сознательные враги, что они могли бы сейчас наделать у нас в тылу! — заметил мар- ковец.

Да! Их целая армия. Вятские, товарищи?

Вологочкие… Дядинька, нет ли покурить?

Тут тебе господин полковник, а не дядинька, — грубо оттолкнул Маркуша попрошайку от нашего Ноева ковчега.

Верстах в трех от Орехова мы заметили по гребням крошечных возвышенностей рассыпанные цепи. Это гарнизон г. Орехова, наша комендантская сотня, сторожил неприятеля. Полковник Греков, стоя на кургане возле пулемета, рассматривал в бинокль окрестности.

Где генерал Чернов?

Без памяти промчался в Орехов.

Куда же эта тыловая армия движется дальше?

Я посоветовал направиться на восток, под защиту строевых частей.

А где красная конница? Есть сведения?

Она где-то вертится между Куркулаком и Ореховым. А может быть, еще сидят в Куркулаке, пока день. Ночью куда-нибудь выступят. Я получил телеграмму окольным путем из Мелитополя, что в Токмаке их нет и что надо быть наготове, так как захотят где нибудь прорваться к своим.

Что они в Токмаке натворили?

Не знаю. Сообщение непосредственно с Токмаком прервано. Орехов превратился в громадный базар. Многие, оказывается, выехали прямо сюда, не останавливаясь в Сладкой Балке. Страх гнал людей на север, по направлению фронта. Здесь, в Орехове, под защитой комендантской сотни с несколькими пулеметами, тыловой сброд чувствовал себя уже легче. Раздавался невероятный галдеж, местами даже хохот и шла вовсю реквизиция лошадей в предместьях.

После полудня этот гигантский цыганский табор выступил на восток, направляясь в Пологи.

Здесь, на границе Таврической и Екатеринославской губерний, очень рельефно вырисовывалась работа «Батьки». Кстати, не так далеко отсюда лежало и Гуляй-Поле, его родина и главный притон его неуловимой армии. Куда ни взглянешь по сторонам дороги, то торчат трубы разрушенных экономик, то чернеют развалины крестьянских хуторов, то среди деревень зияют громадные плеши — выжженные кварталы. «Идейный» противник Советской власти, как его сначала расценивали врангелевские газеты, хорошо поработал для «спасения» России!

В Пологи мы прибыли 3 октября поздно вечером.

Красная конница, как потом выяснилось, шла лощинами параллельно нам. Аэропланы, с наступлением темноты, потеряли ее из виду близ Орехова, откуда она повернула, как и мы, на Пологи. Возле этого громадного селения она отдыхала несколько часов. Но о близости противника никто не знал в Пологах. Иначе, едва ли рискнул бы так грозно поглядывать и покрикивать полк. Астахов, уже раздобывший себе где-то и штаны, и верхнюю рубаху.

Живо! Воды, умыться! — командовал он хозяину своей хаты, соседней с тою, в которой я остановился.

Нема воды.

Как нема? Вон колодец.

Та хозяин не позволяет брать.

Какой хозяин?

Та я-то.

Ах ты, распросукин сын! Тебя, видно, мало большевики учили!..

Через несколько минут выученный белым полковником хохол, потирая одной рукой спину, другой поливает воду из ковша на ладони грозного члена военносудебной комиссии.

На утро мы двинулись на юг, узнав, что командир корпуса, с оперативной частью штаба, находится в селе Черниговке. Отъехав верст 15, в Семеновке сделали привал.

Маркуша знает свои обязанности. Через четверть часа возвращается с молоком.

Надо бы у кого-нибудь попросить ложку.

Ложка есть. Купил?

«Купил за три огляда».

Как так? Что это значит?

Так меня покойный батька учил: руки-ноги есть, украсть можешь; только три раза оглянись, не гонятся ли. Хозяйка резать хлеб в кладовую, а я ложку в карман. Много их валялось на столе… Не золото.

Да ведь это безобразие… преступление.

Нам ложка-то нужна ведь? Ложка на походе то же, что винтовка в бою.

Тыловой сброд начал пошаливать, «партизанить». Иные по необходимости, другие из любви к искусству.

В Черниговке, громаднейшем селении, которое тянется чуть не на 12 верст вдоль дороги, ген. Абрамов встретил бродяг не особенно дружелюбно.

Ваше дело не рыскать по деревням, а сидеть и писать бумаги, — распушил он «дежурство» (административную часть штаба), во главе которого теперь стоял его родной брат — полковник П. Ф. Абрамов.

Командир корпуса, педант и формалист, чисто официально относился и к брату, начальнику хозяйственного отделения штаба. Дежурный генерал Тарарин остался в Токмаке и только здесь, в Черниговке, мы узнали, что он уцелел во время налета, пролежав со страху всю ночь где-то на дне оврага.