На столе появилась пища: кусочки тунца лежали на листьях крапивы, словно костяшки домино, салатницы с морскими водорослями, тофу и грецким орехом, натертый редис. Бизон сидел неподвижно, смотрел на тарелку с якитори [65] , словно решал невероятную по сложности проблему. Лицо его было бледным и потным. Может, ему плохо? Я молча наблюдала за ним, вспоминая, как он вел себя в прошлый раз в клубе. Похоже, он страшно удивился, когда увидел осадок в стакане Фуйюки. Да он вроде Строберри, подумала я, не хочет есть мясо. Должно быть, слышал те же истории, что и она…

Я облизнула пересохшие губы и наклонилась к Фуйюки.

– Мы с вами уже встречались, – пробормотала я по-японски. – Помните?

– В самом деле?

Он на меня не смотрел.

– Да, летом. Я надеялась снова вас увидеть.

После паузы он повторил:

– В самом деле? В самом деле?

При разговоре его глаза и маленький нос не двигались, зато поднималась прижатая к зубам кожа на верхней губе, при этом в углах рта обнажались странные, острые, словно у кошки, клыки. Я невольно на них уставилась.

– Мне хотелось бы посмотреть вашу квартиру, – сказала я.

– Ты и отсюда можешь ее увидеть.

Фуйюки сунул в карман руку, вытащил сигару, развернул, обрезал серебряными щипчиками, которые достал из нагрудного кармана, осмотрел, повертел в руке, стряхивая табачные крошки.

– Я бы походила вокруг. Хотелось бы… – Я замялась. Показала рукой на стены с гравюрами и тихо сказала: – …увидеть гравюры. Я читала о сюнга [66] . Те, что у вас, очень редкие.

Он зажег сигару и зевнул.

– Я привезти их в Японию, – сказал он на неуклюжем английском. – Домой. Мое хобби, – он перешел на японский, – привозить отовсюду шедевры наших мастеров.

– Репатриация, – сказала я. – Репатриированное японское искусство.

– Так, так. Да. Ре-пат-ри-иро-ван-ное японское искусство.

– Не хотите ли мне его показать?

– Нет. – Он медленно опустил веки, словно древняя рептилия на отдыхе, приложил руку к глазам, давая понять, что разговор окончен. – Спасибо, не сейчас.

– Вы уверены?

Он открыл один глаз и подозрительно на меня посмотрел. Я начала было говорить, но что-то в его взгляде заставило меня остановиться. Уронила руки на колени. «Он ни в коем случае не должен узнать, – сказал Ши Чонгминг. – Не должен подозревать».

– Да, – я кашлянула и повертела салфетку. – Конечно. Сейчас не то время. Не тот момент.

Я зажгла сигарету и закурила, стала вертеть зажигалку, словно она меня заинтересовала. Фуйюки на несколько секунд задержал на мне взгляд. Затем, как будто успокоившись, снова закрыл глаза.

После я мало с ним говорила. Он несколько минут дремал, а когда проснулся, японская девушка, сидевшая от него по правую руку, рассказала ему длинную историю об американке, которая, бегая трусцой, не надевала лифчика. Этот рассказ его рассмешил, он с энтузиазмом затряс головой. Я сидела молча, курила одну сигарету за другой и думала, что дальше, что дальше, что дальше? Забрезжила неопределенная идея. Я старалась ее нащупать. Быстро выпила два бокала шампанского, погасила сигарету, глубоко вздохнула, наклонилась к японцу.

– Фуйюки-сан, – пробормотала я. – Мне необходимо воспользоваться ванной.

– Да, да, – рассеянно сказал он и махнул рукой назад, в направлении распашной стеклянной двери.

– Там.

Девушка справа демонстрировала ему фокус со спичечным коробком.

Я удивленно раскрыла глаза: неужели? А я-то думала, он будет возражать. Отодвинула стул, встала, посмотрела на маленький коричневый череп, предполагая, что Фуйюки отреагирует. Но он не пошевелился. Никто за столом не поднял на меня глаз: все были заняты разговором. Я подошла к стеклянным дверям, закрыла их за собой и постояла, держась за стекло. Обернулась. Никто не заметил, что я вышла из помещения. У стола в дальнем конце комнаты я видела затылок Джейсона между двумя девушками. Ближе ко мне сидел Фуйюки в той же позе, в которой я его оставила. Его плечи тряслись от смеха. Девушка поднесла зажигалку к спичечному коробку и стояла, держа его над головой, словно маяк. Гости аплодировали.

Я отошла от двери и оказалась в коридоре, точно таком, по какому мы все сюда пришли. Освещенных стеклянных витрин здесь было еще больше – я увидела костюм актера театра Но [67] , доспехи самурая. Вдаль уходили бесчисленные двери. Я глубоко вдохнула и пошла вперед.

Ковер заглушал шаги, шум кондиционеров напомнил мне замкнутую атмосферу аэроплана. Я принюхалась – что я предполагала учуять? Не ешь мясо… С этой стороны должна быть лестница. Я проходила мимо дверей, лестницы не было. В конце коридора повернула направо, вышла в другой коридор, почувствовала, как зачастил пульс. Вот она, лестница, двойные двери раскрыты.