Но после восьмого разум начинает терять ясность, зыбкая и вязкая серая муть просачивается в него, словно вода в пробитую обшивку подводной лодки, неумолимо заполняет собой, я чувствую, как мысли захлебываются в ней, переставая мне подчиняться.

И когда левую грудь и живот обжигает удар плети, губы не слушаются и выдавить из себя «девять» я не могу.

Жесткие пальцы сжимают мой подбородок, сдвигают повязку с выжженных слезами глаз, поднимают веки - яркий свет ослепляет. Плеть падает на пол.

Сильные руки приподнимают мое обмякшее тело и отстегивают наручники от цепей, я мешком валюсь на холодный влажный каменный пол, разбивая колени. И тут приходит невыносимая боль, она захлестывает меня от макушки до пяток. Я кричу так, что горлом идет кровь из разорванных связок, я захлебываюсь ею, хриплю, но продолжаю кричать.

– Тише… тише… - его голос почему-то стал мягким, почти испуганным, заботливым. Теплые мягкие губы - так приятно - на лбу, на щеках, на шее. Господин…

Резко распахиваю глаза, и с ужасом понимаю, что ничего не вижу. Потом загорается теплый неяркий оранжевый свет. Ласковые ладони стискиваю мои плечи, прижимают к сильному мужскому телу. Впиваюсь пальцами в него. Когда он успел развязать мои руки?

– Вик… - мое имя? Он произнес мое имя?

– Тише, родная, тише. Это сон, просто сон.

Наконец я вижу склонившееся надо мной лицо. Милое, родное, небритое и слегка помятое. Антон… Антошка… мой…

Рыдания душат, но слезы такие сладкие. Они льются и льются, и я их даже не вытираю. Боль, страх вытекают вместе с ними, оставляя горькое послевкусие.

Вжимаюсь в теплое ото сна тело мужа, оплетаю его руками и ногами, покрываю все, до чего могу дотянуться, безумными поцелуями, не обращая внимания на боль в искусанных губах.

Он, немного оторопев от этой безумной ласки, отвечает. Сначала мягко, сдерживая меня и себя, но потом распаляется, сжимает крепче, нетерпеливые губы впиваются в мои…

Утром не могу удержаться, чтобы не посмотреть в зеркало на свою спину, ягодицы и живот. Следов от плети, конечно, нет. Выдохнув сквозь зубы, иду на кухню готовить завтрак. Но из головы не идет этот жуткий в своей реальности сон. Я вижу такие сны слишком часто. Слишком.

А ведь уже почти год, как я вышла замуж за Антона, выбросила все свои странные игрушки и поклялась себе, что больше никогда не стану играть в эти жестокие игры. Никогда.

Слишком дорого мне обошлось прощание с этим темным, странным, а иногда жутким миром. Оно почти стоило мне жизни. Я не хотела о нем вспоминать. И ни за что на свете не допустила бы, чтобы тьма, которой я когда-то принадлежала, запятнала моего солнечного зайчика, моего светлого принца. Чтобы понять, что есть тьма, нужно увидеть свет. И этим светом стал для меня Антон.

Я немало приложила усилий, стерла малейшие упоминания о себе везде, где могла засветиться - на тематический сайтах, в закрытых клубах. Разослала всем своим бывшим Домам электронные письма с просьбой больше никогда меня не беспокоить. Все ответили согласием. Три столпа Темы. Добровольность, безопасность, разумность. Не нарушаемые и незыблемые. Если ты уходишь, то никто не вправе напоминать тебе о Теме.

Все ответили. Кроме одного. Я какое-то время переживала, что так и не смогла получить от него подтверждения. Но потом успокоилась. Может, он и сам давно уже отошел от Темы. Женился и растит детей. Может, уехал из страны.

Он был самым странным из всех. Самым жестоким и самым притягательным. И самым таинственным. Я не знала его имени. Никогда не видела его лица. Пока я была его «вещью», моя зависимость от него была почти религиозным безумием. Теперь я это четко видела. Вылечиться мне помог мой родной Солнечный Зайчик. И вот снова я видела загадочного Мастера в своих страшных и сладких снах.

Глава 1. Отец

Иногда я пытаюсь понять, почему моя судьба сложилась именно так. Почему я с самого детства ощущала это давящее, пригибающее к земле чувство вины, будто жесткие холодные тяжелые ладони на плечах. Я никогда ни в ком не искала причины того, что со мной происходило. Только в себе. Возможно от того, что редко находила в людях, даже самых близких, настоящее сочувствие и понимание. Поэтому привыкла надеяться только на себя.

Отца я любила исступленно. Может, потому что редко видела его дома. А может, потому что так же исступленно его любила мама. Замирала, когда он обращал на меня внимание. Дрожала от страха, боясь его огорчить. Неделями мечтала о том, как он возьмет меня за руку и отведет в кинотеатр на утренний детский сеанс. Меня распирало от гордости, когда он приходил на школьные собрания в форме, с орденскими планками. Такой красивый, такой сильный.

Я видела в маминых глазах такое же обожание. Она смотрела на него, будто на солнце, ослепленная, очарованная. Была готова простить, все что угодно.

Жесткий, грубоватый, а иногда и просто жестокий, отец был начальником убойного отдела районного УМВД маленького захолустного городка Южноуральск. Когда он приходил домой не в настроении, мама бледнела и становилась похожей на тень. Она была очень красивой. Мягкая, тихая, нежная. Тонкая как тростинка, казалась совсем маленькой по сравнению с отцом – высоким, мощным, черноволосым и смуглым. Темно-рыжие, отливающие червонным золотом волосы, белая до синевы кожа, будто сбрызнутая солнечным светом – мелкие, едва заметные веснушки нисколько не портили ее. Мама была словно робкий первый лучик солнца мартовским утром. Я любила ее нежные руки, теплые, полупрозрачные с синеватыми венками под тонкой кожей. Отец всегда говорил мне, что я похожа на нее как две капли воды.