У меня было много поцелуев. Было неловко и небрежно, и так интенсивно как у подростков. Были и более опытные поцелуи, страстные и преднамеренные. Были и поцелуи, которые забирали мое дыхание, поцелуи, которые заставляли меня плавиться.

Но никогда до этого момента, не было поцелуя, который заставил подавить мою волю, перестать сопротивляться, который пожирал мою способность думать, заставил меня забыть обо всем.

Я забыла как дышать; он дал мне свое дыхание, а затем забрал его обратно. Я не имела никакого контроля над моими руками. Я чувствовала их перемещение, как они поднялись, а затем ощутила грубую щетину и теплое лицо. Он не вырвался; он позволил мне прикоснуться к нему.

Это был не глубокий поцелуй, или долгий. Без языка, не вторгаясь и не требуя. Это был медленный, мягкий и любознательный поцелуй. Обещающий. Пригласительный.

Когда он отстранился, я осталась ждать, желая, продолжения. Поцелуй должен был продолжиться. Я не хочу, чтобы это останавливалось. Никто и никогда не целовал меня с такой ноткой ревности, мягкости, настойчивости, что захватывала. Я испустила вздох, шаткий, трепетный вздох.

— Вот почему.

— Ох.

— О, да.— Он снова погладил мою щеку, затем я услышала звон стекла. — Открой рот.

По его повелению мой рот открылся сам собой. Вилка коснулась моих губ и языка, и я ощутила металл, а затем лосося, идеально приправленного травами. Он откусил свой кусок, попросив снова открыть рот, вложив мне картофель с чесноком, а затем зеленую фасоль, маслянистую и хрустящую. Это была идеальная еда, полезная и сбалансированная, хотя, было очень непривычно, есть с завязанными глазами. Элиза принесла десерт, когда мы закончили основные блюда. Это было крем-брюле, густое и сладкое.

— Ты не шутил, — сказал я. — Элиза удивительный повар.

— Я выбрал ее из тысячи кандидатов. Я провел почти год, испытывая каждого претендента. Я отобрал лишь четырех, и Элиза, очевидно, является той, которую я выбрал. Она — просто чудо, правда.

— Тысячи кандидатов?

— Мммм, — он взял кусочек десерта.

— Моих личных экономок? Это были лишь те, кто сделал первоначальный шаг. Всего было около двух тысяч, более половины, из которых не соответствовали квалификации. Элиза почти все делает для меня. Она готовит, стирает, убирает, и многое другое. Она работает больше часов, чем большинство других, поэтому я плачу ей много. — Он дал мне еще ложку десерта и сказал: — Я требую совершенства, и, если я останусь довольным, я щедро вознаграждаю.

— Она убирает здесь все одна?

— О, нет. У меня есть служба, которая приходит два раза в неделю. Они убирают согласно договору, конечно. Но они не заходят в мои личные апартаменты. Никто. Элиза —единственный человек, который когда-либо был там.

— Ты настолько доверяешь ей?

— В целом да.— Его голос стал напряженным от волнения. – Она работает на меня в течение двадцати лет. Она была моей самой первой подчиненной, и она видела, как мой бизнес вырос из малого до того, каким является сейчас.

— Я в замешательстве. Ты сказал, что ты выбрал ее из тысячи претендентов. А сейчас ты говоришь, что она, своего рода, первый сотрудник. Как так?

Он вздохнул.

— Ты много запоминаешь. Тысяча человек — это очень много, но я забрал ее от моего отца. Я полагаю, можно сказать, что это была... своего рода проверка. Он дал мне свободу, выбрать одного из его сотрудников, только одного. Он хотел увидеть, кого бы я выбрал. — Пауза, он достал ложкой последнее крем-брюле. — Это сыграло с ним злую шутку, она работала у него дома не на должности экономки.

— Я уверена, что он не был счастлив такому повороту событий.

— Нет, он не был. Он пытался изменить соглашение, но я заставил его подписать письменный договор.— Он засмеялся. – Я выбрал лучшего сотрудника.

— Кто твой отец?

Его голос стал резким.

— Хорошая попытка, Кайри. Ты узнаешь обо мне, в свое время. — Я зевнула. – Уже поздно. Позволишь мне проводить тебя в твою комнату?

— Ну, у меня нет выбора. Я позволю тебе это сделать, так как ты единственный кто видит.

— С завязанными глазами ты становишься раздражительной.

— Это очевидно. Не люблю на кого-то полагаться.

Он взял меня за локоть, затем отодвинул стул.

— В том-то и дело, Кайри. Надежда на собственные силы. Зависимость — бессилие. У тебя никого не было, кроме себя, на кого можно было бы рассчитывать, столь долгое время. Так долго. И теперь, ты должна позволить мне позаботиться о тебе.

— Я думаю это — вопрос контроля.

Мы шли молча несколько мгновений, прежде чем он ответил.