– Евген, с текущими делами мы благополучно разобрались. Может, пора медью вплотную заняться? У меня все готово. Мальчики только сигнала ждут.

– Нет, братишка! – усмехнулся я. – Глупо изменять профессии. Случай с Каратом нам предупреждение. Киллер захотел переквалифицироваться в шантажиста – и что из этого вышло?! Не стоит забывать древнюю заповедь: каждому свое!..

Пистолетная пуля шаркнула по коже виска, начисто сбрив на нем волосы и превратив меня в какого-то дурацкого панка. Ответным выстрелом я утихомирил этого «парикмахера», навсегда отбив у него охоту заниматься наглой корректировкой чьей-либо прически.

Если честно, я палил на огненный выхлоп и в чайник стрелявшего угодил чисто случайно.

В узком желтом луче цыпиного фонарика я убедился, что моя пуля нашла свое «мясо», не улетев в «молоко», как обычно случается в кромешной темноте.

Обширный подвал политехнической академии, куда мы с Цыпой вломились, чуть было не стал моей могилой. Но береженого Бог бережет – спускаясь по выщербленным каменным ступенькам, я бдительно держал верного «братишку», сняв с предохранителя, на боевом взводе, не исключая вероятности вооруженного отпора нашему внезапному визиту без пригласительных билетов.

Могилой подвал все же стал, но для другого. Я склонился над трупом. Мой малокалиберный «марголин» проделал ювелирно-аккуратную дырку чуть выше переносицы, и лицо можно было опознать без особого труда. Печать-гримаса смерти не слишком его обезобразила. Просто сделала бессмысленным и пустым. Это был он, Дмитрий Карасюк, чью фотографию мне нынче вечером показал Серж Гриненко по кличке Грин. Ну что ж, можно констатировать, что просьбу последнего я выполнил в лучшем виде.

В карманах потерпевшего обнаружил связку ключей, кожаную записную книжку и восемь тупорылых патронов россыпью к его «Макарову». Не мудрствуя, забрал все, не забыв и валявшийся рядом пистолет.

– Рвем когти! Сторож мог услышать, как выбили дверь, и звякнуть ментам.

– Навряд ли. Подвал глубокий, – флегматично заметил Цыпа, водя лучом фонарика по сторонам. – Да и дрыхнет сторож без задних ног, гарантия! Три часа ночи уже.

Должно быть, на сей раз Цыпа смотрел в «цвет» – мы спокойно покинули территорию академии и укатили на нашем «мерсе», поджидавшем с погашенными фарами под разлапистой липой во дворе.

По дороге в стриптиз-клуб Цыпа загнал машину в какой-то темный безлюдный переулок и сноровисто заменил левые госномера на родные.

Ночная жизнь в заведении была в самом разгаре. Своего апогея она достигнет в четыре утра – время последнего выступления бесподобной Мари. Столики почти все были заняты активно жующей и пьющей публикой. Меня порадовало, что нынче зал не выглядел коммунистической демонстрацией. Идиотские красные пиджаки у бизнесменов и золотой молодежи начали явно выходить из моды, и они в одежде стали отдавать предпочтение вполне благородному воровскому цвету – черному.

Грин сидел в одиночестве за крайним столиком у окна, отгороженным от зала пальмой в кадке. Допотопная штука, ясно. Но пальма досталась мне в наследство от прежнего владельца заведения, и у меня просто рука не поднималась выбросить эту рухлядь на свалку, где ей, понятно, и место. Слишком уж я трепетно отношусь к любым представителям флоры. Пришлось смириться с этой допотопной ресторанной архаикой. Лирично-романтичная душа истинного интеллигента, ничего не поделаешь.

– Пасьянс сложился, – сообщил я Грину, усаживаясь напротив. – Клиент отбыл в Сочи по расписанию, как ты и просил. Вот ключи. Только не пойму – зачем они тебе?

– Да так... – тонкие губы лагерного приятеля растянулись в неопределенной улыбке. – Просто кое-что убрать из его хаты требуется. Для полной страховки и надежности.

– Ладно. Темни, коли в кайф. – Я поднял палец, подзывая официанта. – Я тебе тот старый должок отдал, а дальше уже твои проблемы, мне без разницы.

Заказав обильный ужин с вином, приступил к восполнению истраченной физической энергии. Ночные прогулки всегда почему-то вызывают у меня зверский аппетит. О Цыпленке и говорить нечего – он может лопать шесть раз в день и шесть раз в ночь. Организм такой, Иногда меня, признаться, даже зависть берет. Белая, конечно.

– Выпьем, Монах, за крепкую и верную лагерную дружбу! – высокопарно выразился Грин, подняв свой фужер. – Там в зоне я тебе помог, а здесь на воле ты мне. Взаимовыручка – главное, что отличает братву и делает ее непобедимой!

– Ладушки. Можно и за это выпить, – согласился я, берясь за фужер с шампанским.

Да и пить страшно хотелось после переперченного «по-кавказски» мяса.

Мне зримо вспомнился тот день, о котором намекнул Грин. Было это лет пять-шесть назад. В исправительно-трудовой колонии. Тогда мы тоже сидели за поздним ужином и пили. Правда, не французскую шампань, а банальную русскую водку. Нас было четверо. Я, кладовщик вещкаптерки, Том – инженер по технике безопасности промзоны, Грин – бригадир столяров и завхоз первого отряда Двойнин, по кличке Двойка. У последнего в каптерке мы и приземлились кайф словить, плотно затарившись водярой еще днем у «своего» прапора-контролера. Мужик он был очень неплохой – брал за спиртное всего лишь тройной номинал. А сейчас, слыхал, суки конвойные десять номиналов с ребят требуют. Оборзели вконец.

Ночная проверка уже прошла, и мы «разлагались» без опаски. Двойка врубил отрядный магнитофон, и оттуда возбуждающе неслись нехитрые песенки Машки Распутиной и Маринки Журавлевой. Последняя в зоне была тогда в сильном фаворе – кассету с ее нежно-агрессивным голосом крутили поголовно во всех отрядах.

Закусывали прямо из литровой банки с китайской говяжьей тушенкой. Фуфло, кстати – половина банки не мясо, а какая-то подозрительная соленая водица. Ели мы, правда, чисто для проформы – к чему по-глупому глушить алкоголь в организме? Нерентабельно.