Когда-то он работал учителем в сельской школе в деревне Емельяново. В пятом, шестом и седьмом классах вёл он русский, литературу, историю, географию, рисование и пение.

Многое в повести «Недопёсок» от тех емельяновских времён. Одна из лучших глав «Недопёска» – «На севере диком…» – это урок учителя Коваля.

Однажды Юрий Коваль показал мне монокулярчик – ну, это вроде одноглазого бинокля. Ему его подарили на день рождения. Красненький такой, изогнутой формы, на кожаном ремешке. В одну сторону повернёшь – всё вверх ногами. В другую – нормально. И в то же самое время – ненормально! Особенный вид открывается, непривычный.

О, Орион, взглянуть на Вас в монокулярчик Коваля, вот было бы дело. На таволгу, на дудник, на язя, на Яузу и Серебрянический переулок, где у Коваля была мастерская. Он там писал картины, делал скульптуры…

Кто-то говорил: Юрий Коваль разбрасывается. Писатель, а рисует, обжигает эмали на кастрюльной фабрике. Он бродит по лесам и болотам, сидит на Цыпиной горе, чья высота всего-то двести метров, а видно, говорит Коваль, всю Россию, – и песню поёт про Ивана в сундуке.

Но вот как-то раз пришли к нему некоторые люди и сказали:

– Открываем выставку! Называется «Ни уму, ни сердцу». Есть ли у вас что-нибудь для нас?

Коваль искал-искал, всю мастерскую перерыл, нашёл старый чайник без носика. Понёс на выставку, но с дороги домой вернулся.

– Нет, – говорит, – мне этот чайник дороже всего на свете. Многое уму говорит. Я, может быть, разбрасываюсь, но всё же я очень любящий чайники без носиков человек.

А мы добавим, что не только чайники без носиков, но и очень любящий людей.

Есть у Коваля рассказы «Чистый Дор». И над этим словом «Дор» многие задумываются. Я понимаю его так: ДОР – РОД человеческий. И Коваль говорит – он чистый. Больше того: он провозгласил, что человек человеку – племянник! Я просто уверена – если б инопланетяне прочитали Коваля, они бы прониклись симпатией к землянам.

Как-то осенью мы договорились встретиться около кинотеатра «Иллюзион». Я шла пешком от «Таганки», а мне навстречу шагал Коваль. В тот день был чудовищный листопад. Откуда он взялся – такой чудовищный, там и деревьев-то раз-два и обчёлся.

А в это время по телевизору показывали фильм «Недопёсок Наполеон III». Возможно, поэтому на целой Таганской улице, кроме нас с Ковалём, не было ни души. Редкая машина проедет мимо нас, редкий троллейбус.

Ещё немного оставалось до нашей встречи с ним, минут, наверно, пять, примерно метров восемнадцать. И вдруг я вспомнила, что у Коваля есть такой рассказ «Навстречу мне!»

Теперь уже не встретить Коваля, как тогда на набережной Яузы. Но я хочу, чтобы он шёл и шёл мне навстречу, не только мне, а всем нам – его ученикам, друзьям и читателям.

Ранним утром второго ноября со зверофермы «Мшага» бежал недопёсок Наполеон Третий.

Он бежал не один, а с товарищем – голубым песцом за номером сто шестнадцать.

Вообще-то за песцами следили строго, и Прасковьюшка, которая их кормила, всякий раз нарочно проверяла, крепкие ли на клетках крючки. Но в то утро случилась неприятность: директор зверофермы Некрасов лишил Прасковьюшку премии, которая ожидалась к празднику.

– Ты прошлый месяц получала, – сказал Некрасов. – А теперь пускай другие.

– Ах вот как! – ответила Прасковьюшка и задохнулась. У неё от гнева даже язык онемел. – Себе-то небось премию выдал, – закричала Прасковьюшка, – хоть и прошлый месяц получал! Так пропади ты пропадом раз и навсегда!

Директор Некрасов пропадом, однако, не пропал. Он ушёл в кабинет и хлопнул дверью.

Рухнула премия. Вместе с нею рухнули предпраздничные планы. Душа Прасковьюшки окаменела. В жизни она видела теперь только два выхода: перейти на другую работу или кинуться в омут, чтоб директор знал, кому премию выдавать.

Равнодушно покормила она песцов, почистила клетки и в сердцах так хлопала дверками, что звери в клетках содрогались. Огорчённая до крайности, кляла Прасковьюшка свою судьбу, всё глубже уходила в обиды и переживания и наконец ушла так глубоко, что впала в какое-то бессознательное состояние и две клетки забыла запереть.

Подождав, когда она уйдёт в теплушку, Наполеон Третий выпрыгнул из клетки и рванул к забору, а за ним последовал изумлённый голубой песец за номером сто шестнадцать.