Спустя месяц, перед самой войной, взяли-таки Баланду и всю его группу. Началось следствие. Задергали Андрея на допросы, на очные ставки. Воры, считая его «отколовшимся» и продавшим их, лили на него всю грязь. Сам Баланда поворачивал дело так, будто не он, а Буза был главарем шайки, подробно рассказывал больше о тех кражах, участником которых был Андрей.

— Верно говорит? — спрашивал следователь.

— Да, — угрюмо отвечал Андрей. Оправдываться ему было нечем.

И он оказался на скамье подсудимых, рядом с Баландой. В последний день суда из длительной командировки вернулся Рогов. Он с ужасом выслушал сообщение жены о том, что Андрюшку судят. Пока бежал в суд, пришло окончательное решение. Как был, грязный, в запыленной кожанке, перехлестнутой маузером на ремне, вошел в зал.

— Подсудимый, — говорил судья, — ваше последнее слово.

Андрей встал, растерянно посмотрел в зал. И тут вдруг раздался звонкий голос:

— Разрешите мне!—По проходу быстро шел Рогов. Он остановился у самого стола и взволнованно заговорил:— Товарищи судьи... разрешите... Я возьму его на поруки... Буду воспитывать... слово чекиста!..

В зале стало тихо. А за барьером глухо рыдал Андрей...

С тех пор прошло много лет. Из хрупкого на вид, чумазого паренька Андрей превратился в бравого капитана, командира стрелковой роты...

Воспоминания о сыне Василию Вакуловичу навеяла встреча в военкомате. «Так вот кто такой «комиссар Борис»,— думал он о Тимонине,—Хороший, видимо, парень, если Андрей так хвалит его. Нам позарез нужны такие вот люди с комиссарской душой...»

Василий Вакулович остановился у голубого киоска, выпил стакан минеральной. Солнце пригревало, становилось жарко. Вяло ползли полупустые трамваи, отчаянно скрежеща на поворотах.

У здания управления милиции Рогова ждал Байдалов. Мысли о сыне и «его комиссаре» сразу отодвинулись. Полковник первым спросил:

— Что нового, Алексей Тимофеевич?

— Разрешите доложить, товарищ полковник...

— Пойдемте ко мне, — перебил Рогов.

Пока поднимались по прохладной лестнице на четвертый этаж, Байдалов успел коротко рассказать о вчерашнем ограблении магазина, убитом стороже, найденном гаечном ключе и рваной покрышке...

В кабинете Рогов открыл окно и потом уже сел за стол. Достал из тумбочки бутылку минеральной:

— Не желаете?

— Нет, спасибо, не употребляю, — ответил Байдалов

— Напрасно. Повышает аппетит.

— А я на отсутствие его никогда не жалуюсь.

— Счастливый,— улыбнулся Василий Вакулович, старательно закрывая бутылку, и вдруг спросил:

— Алексей Тимофеевич, а не лучше ли дело о грабеже магазина передать кому-нибудь? Вам работы хватит и по убийству в буфете.

— Нет, нет, товарищ полковник, — торопливо возразил Байдалов, — я против.

— Почему?

— Я уверен, что второе происшествие — отголосок первого.

Полковник строго посмотрел на капитана, встал из-за стола и, заложив руки за спину, медленно прошелся по кабинету. У него нет оснований не доверять Байдалову, опытному и способному работнику, тем более, что тот отлично изучил обстановку на местах происшествий. Но в голосе капитана ему послышалась какая-то самоуверенность, вернее, самоуверенная поспешность, и это заставляло подумать: «Не ищет ли он здесь повода только отличиться?» Эта мысль возникла не случайно. В последнее время Рогов заметил, что Байдалов всегда берется за самые сложные уголовные дела, над раскрытием которых работает все управление. Все бы ничего, да недавние два случая дали повод к неприятным размышлениям: как только Байдалов, раскрывая преступления, заметит, что дело затягивается или вовсе не выгорит, он немедленно старается передать его другому оперативному работнику...

Василий Вакулович думал. Высокий, загорелый, он шагал от стола к окну и обратно, изредка отбрасывая рукой со лба вьющиеся поредевшие волосы.

Рогов внезапно остановился перед капитаном:

— Доказательства?

— Я беседовал с постовым милиционером Октябрьского райотдела сержантом Никитиным, — быстро заговорил Байдалов.—Он рассказал, что за несколько дней до ограбления видел возле магазина какого-то рыжего мордатого парня, который часто являлся к концу рабочего дня, курил со сторожем. Но как только Никитин подходил к магазину, он сразу же торопился уйти. А однажды, когда по железной дороге проходил товарный поезд, у магазина вдруг оказалась «Победа». Никитин не услышал, как она подъехала. Он направился к ней, но машина ушла. В кабине рядом с шофером сидел рыжий парень. Правда, Никитин не утверждает, что был именно тот самый, так как приходил парень в тюбетейке, а ехал — в серой клетчатой кепке.

— А «Победа» какого цвета?

— Шоколадного.

— Так, так... — Полковник секунду подумал и, усаживаясь за стол, произнес: — Пока не вижу связи между двумя происшествиями. Что шофера убили, чтобы использовать машину для кражи из магазина — резонно. Но ведь там серая «Победа», а «пристрелку» воры делали на шоколадной...

— В последний момент они могли найти другую машину,— вставил Байдалов.— Умышленно, чтобы запутать следствие.

— Согласен. А если шофер жив?

— У ограбленного магазина найден торцовый гаечный ключ, которого не хватает в серой «Победе».

Рогов резко откинулся на спинку стула, обрадованно сказал:

— Вот теперь другое дело. Этого чекист упускать не должен. Давайте, Алексей Тимофеевич, будем считать вашу мысль версией номер один.

Байдалов улыбнулся вслед за полковником и протянул ему исписанный лист бумаги:

— Наш план...

— Уже?

— Вчера с Гаевым сидели допоздна, прикидывали. Решили, что оба дела нам вести надо.

— А сюда шел, знал, что меня уговоришь?

— Вы сами согласились, Василий Вакулович, уговаривать не пришлось.