— Ну если наболело, то скажи, душе легче станет.

Лицо молодого полицейского исказилось от страдания. Он мучительно подыскивал слова. Но наконец он решился и начал:

— Ох, Бад... меня последнее время изнутри что-то сжирает. Это продолжается уже несколько месяцев. Я даже обращался к психиатру, к тому, который сидит в Департаменте общественного здравоохранения, там они принимают бесплатно государственных служащих, ну и нашего брата тоже. Но ты первый, кому я рассказываю все как есть.

— Это ты хорошо придумал. Рассказывай. А потом мы попробуем собрать все части воедино, может, что и получится.

— Дело вот в чем — у меня больше нет сил ходить на эту службу. Я выдохся.

Так вот в чем дело. На мгновение в машине повисла тишина. С обеих сторон дороги были бескрайние поля, на ветру поверхность их покрывалась рябью, как воды волшебной зеленой реки. На горизонте не было ни одной горы, поля пшеницы сменялись пастбищами и плантациями люцерны. Все это красиво, как на картинке, зеленело в лучах солнца. Скоро показался и Анадарко — заброшенный, безлюдный городок, окруженный живым поясом заводиков, производящих сыры для закусочных фаст-фуд [9] . Центр же города был пуст и мертв.

— Гнусная наша работа, Тед. Каждый из нас ощущает это, когда берет в руки оружие. Ты попадаешь в мир ненормальных: торговцы наркотиками в Талсе, трущобные банды со своими страшными отношениями, когда ты в любой момент можешь получить пулю в лоб. Я сам порой чувствую то же, что и ты, особенно в наше время, когда у каждого ублюдка в кармане пистолет.

— Нет, Бад, это не то. Ты о волнении во время дежурства. Об этом же говорят и психоаналитики. Но у меня другое, что-то более глубокое.

— Наверное, это так, раз ты говоришь, Тед. Но в нашем деле каждый ощущает на шее удавку.

— Около года назад я получил по радио позывные десять-семьдесят, радар подал сигнал, что на дороге что-то произошло. Около Новы — это в двадцати милях от Оклахома-Сити. Было около трех часов утра. Вокруг ни одной живой души. До самого горизонта ни одного огонька. Я связался с диспетчером и выяснил, что на дороге убит человек. При нем не обнаружили никаких документов. И я, сам не знаю почему, испугался. Я вспомнил, что несколько лет назад в этом месте был убит полицейский, парень был, кажется, из Мэриленда. Он получил пулю в голову, и этого оказалось достаточно.

— Я помню этот случай, Тед. Я был на его похоронах.

— Тем не менее я увидел машину и остановил ее... В ней было четверо черных. В машине, можно сказать, просто воняло наркотиками. Они сидели в кепочках, в поношенных костюмах. За душой у них точно что-то было, они неплохо развлеклись в ту ночь, это точно, мне надо было сообщить всем постам не сходя с места. Я потребовал у водителя права, и он их достал. Я кожей почувствовал, как в меня впились восемь глаз. И я посмотрел на них. Они тоже внимательно уставились на меня, дымя мне в лицо травкой. Я стоял перед ними один-одинешенек, и я подумал, что мне пришел конец. Я знал, что они уже передернули затворы в своих пушках. А теперь просто выжидали, глядяна меня, когда я спровоцирую их. Вот тогда я заметил первую пушку. Это была АР-15, такая же, как у меня, только с укороченным стволом. С заднего сиденья высунулся еще один. У него был долбанный «узи»! На заднем сиденье сидел еще один тип и нянчил в руках что-то, я даже не знаю, как называется эта штука! Это было что-то странное с лазерным прицелом, патроны были размером с банан. И вот перед ними я со своим жалким шестизарядным «Смитом». Черт возьми, Бад, мой отец воевал во Вьетнаме, его отец воевал в Корее и с немцами во Второй мировой войне. По мужской линии Пепперы всегда служили в армии и неплохо служили. Но мне в тот момент стало так плохо, что я чуть не упал в обморок. У меня нет мужества.

— Тед...

— Так вот, я вернул ему права. Извинился, что остановил их. И, стоя на дороге, спокойно наблюдал, как они уезжают. Они смеялись. Я слышал их хохот, пока они отъезжали. Я вернулся в джип. Я плакал. Я сидел в машине и плакал.

Тед сидел рядом с ним, лицо его выглядело каким-то помятым, в глазах была пустота. Он позволил этому чувству съесть себя заживо.

— Тед, брось, ты очень хороший молодой полицейский, — сказал наконец Бад. — Тебе должно быть стыдно, что ты так переживаешь по этому поводу. Иногда приходится и отступить. Эти мальчики просто застали тебя врасплох. Да и был ли смысл дать им себя убить без всякой пользы для дела? Может, они уже давно перестреляли друг друга сами. Надо примириться с тем, что уже случилось, и дать себе клятву, что впредь будешь вести себя безупречно, чтобы не пришлось пасовать перед этой мразью, вот и весь фокус.

— Бад, тебе когда-нибудь приходилось ошибаться? Ты когда-нибудь чувствуешь себя виноватым? Думаю, что нет. Ты естественный тип человека, который проходит по жизни, не копаясь в своих чувствах. Боже, как бы я хотел быть похожим на тебя! Иногда мне кажется, что Холли хочет, чтоб я был таким, как ты. Твое имя она вспоминает постоянно: Бад то, Бад это. И иногда за это я тебя ненавижу.

— Тед, я...

— Какого черта, Бад. Это же не твоя вина. Хотя в какой-то степени ты виноват. Просто у тебя есть мужество, которого нет у меня.

— Слушай, Тед, правда состоит в том, что в своей жизни я не совершил ни одного по-настоящему мужественного поступка. Я не представляю себе, как поведу себя под пулями, и я надеюсь, что мне никогда не представится случай узнать это на практике. Это единственная вещь во мне, которой ты не знал, — сказал Бад.

— Всем постам и подразделениям! Всем патрулям! — заработала междугородная сеть Моторола.

Оба полицейских прислушались.

OSBI только сейчас удалось обнаружить фургон, угнанный бежавшими из мест заключения братьями Пай и Пидом. Он был найден на стоянке фирмы «Гостиничная пекарня». Фирма находится в Аде, где они оставались незамеченными в течение тридцати шести часов.