Далай— лама часто спрыгивал с лошади, не давая шанса настоятелям помочь ему, и широкими шагами шел впереди остальных. Естественно, всем тоже приходилось спешиваться, и пожилые богачи, сроду не ходившие пешком, отставали на целые мили. Два дня караван пробивался сквозь метель. Закоченевшие люди почувствовали огромное облегчение, оставив гималайские перевалы позади и спустившись в леса.

Через шестнадцать дней после отправления из столицы караван достиг предполагавшегося пункта назначения — штаб-квартиры районного губернатора Чумби. По прибытии далай-ламу сквозь густую толпу отнесли на желтом кресле в скромный дом губернатора, тотчас названный «Небесным дворцом-, Светом и Миром Вселенной». Ни один смертный отныне не имел права здесь жить: каждое место, где далай-лама проводил ночь, автоматически превращалось в храм.

Официальных лиц разместили по крестьянским домам в окрестных селениях, где им пришлось обходиться без привычных удобств. Большинство солдат отослали обратно в глубь страны: в Чумби им не нашлось места. На подходах к долине выставили военные посты. Люди могли теперь приезжать сюда и уезжать отсюда только по специальным пропускам. В окружении далай-ламы находилось по крайней мере по одному представителю каждого правительственного учреждения. Из них сформировали временное правительство, соблюдавшее обычное расписание работы и проводившее регулярные совещания. Между Лхасой и Чумби курсировали курьеры. Далай-лама захватил с собой большую печать и заверял все решения властей в Лхасе. Гонцы покрывали расстояние между столицей и Чумби с невероятной скоростью. Одому из них удалось пройти его в оба конца (примерно пятьсот миль по горной дороге) всего за девять дней. Будучи единственной связью между Лхасой и внешним миром, курьерская служба приносила последние новости о продвижении китайцев. Спустя некоторое время прибыл Фокс и установил радиостанцию.

Жены и дети, путешествовавшие вместе с чиновниками, проследовали прямиком в Индию. Пользуясь случаем, иные из них совершили паломничество по святым буддистским местам Индии и Непала. Даже семья далай-ламы, за исключением Лобсанга Самтена, отправилась дальше на юг и разместилась в хижинах горной станции Калимпонг. Прибыв в Индию, многие беглецы впервые в жизни увидели железные дороги, самолеты и автомашины. Когда первое изумление прошло, они затосковали по своей стране, хоть и не знавшей всех этих прелестей прогресса, но уютной и милой сердцу любого, кто близко познакомился с ней.

Я жил в Чумби в качестве гостя своего друга, занимавшего официальный пост. Мне приходилось часто скучать от безделья, но распрощаться с друзьями не хватало духу. Я чувствовал себя зрителем драматического спектакля с неминуемым трагическим концом и очень печалился по этому поводу, но не мог не досмотреть. Отвлекали только походы в горы на зарисовки.

У меня осталась одна официальная обязанность — информировать министра иностранных дел о новостях, ловившихся моим маленьким приемником. Я узнал, что китайцы остановили наступление и теперь приглашали тибетские власти приехать в Пекин для переговоров. Правительство во главе с далай-ламой решило не принимать приглашения, опасаясь провокации, и направило в Китай делегацию, наделенную пленарными полномочиями. Поскольку вооруженное сопротивление захлебнулось, тибетцы намеревались использовать в качестве козыря стремление красных вернуть далай-ламу в Лхасу. Делегации представителей различных слоев тибетского населения постоянно прибывали в Чумби, тоже умоляя правителя вернуться. Страна погрузилась в депрессию, и теперь я полностью осознал, столь тесна связь короля и его народа. Без божественного присутствия монарха в столице процветания Тибета не мыслилось.

В конце концов далай-ламу просто вынудили принять условия Китая и возвратиться. В результате длительных переговоров в Пекине выработали условия перемирия. Далай-ламе оставалось внутреннее управление страной, гарантировалась свобода религии и вероисповедания. В обмен китайцы хотели определять внешние связи и осуществлять оборону страны. Им предоставлялось право направлять в страну столько солдат, сколько они считали необходимым для гарантированной реализации любых своих будущих требований.

Поскольку дом губернатора располагался в холодной долине, куда редко проникало солнце, далай-лама перебрался в романтического вида храм Дунгкхар. Там он жил изолированно от мира, в окружении монахов и слуг, и мне почти не представлялось возможности побеседовать с ним наедине. Лобсанг Самтен проживал в отдельной комнате в монастыре, где я регулярно навещал его. Вместе с далай-ламой мы часто отправлялись на длительные прогулки. Он любил ходить пешком по окрестным храмам, и все удивлялись быстроте его шага. Никто не мог за ним угнаться. Впервые ему представилась возможность заняться физическими упражнениями, и он использовал ее сполна. Кроме того, его энергия способствовала укреплению здоровья подчиненных: им приходилось тренироваться, чтобы не отставать от хозяина. Монахи отказались от нюхательных смесей, а солдаты — от табака и крепких напитков. Несмотря на общую депрессию, религиозные праздники соблюдались, хотя нехватка материальных средств не позволяла проводить их с той же помпой, что в Лхасе. Приятное разнообразие в нашу жизнь внес визит известного индийского ученого, который привез Кундуну древнюю статуэтку Будды в золотой урне. По этому случаю я сделал свою последнюю и лучшую фотографию далай-ламы.

Чем дольше знатные чиновники жили в долине Чумби, тем ниже становился их уровень жизни. Почти всем приходилось ходить пешком: лошадей отослали назад. Конечно же оставались слуги, аристократам ничего не требовалось делать самим, но они лишились привычного комфорта, приемов и развлечений. Потихоньку знать занялась интригами, сплетнями и распространением слухов, четко сознавая: период ее владычества подошел к концу. Богачи потеряли возможность принимать собственные решения и по любому поводу обращались к далай-ламе. Более того, они сомневались, вернут ли им китайцы собственность. Феодализм уходил в Лету.

Я оставался в долине Чумби до марта 1951 года, а затем решил отправиться в Индию, ибо давно понял, что никогда больше не смогу вернуться в Лхасу, хотя официально и остаюсь на службе у тибетского правительства. Требовалось испросить разрешения уехать. Его мне незамедлительно дали. Выданный кабинетом министров паспорт действовал в течение шести месяцев и содержал пункт, предписывающий индийским властям не препятствовать моему возвращению в Тибет. Однако я с тоской осознавал: Лхаса для меня потеряна навсегда. Через шесть месяцев далай-лама туда приедет и его будут терпеть как реинкарнированного Ченрези, но никогда более не признают правителем свободного народа.