Шрифт:
– Ответь!
Прохладная рука нежно, спокойно легла ему на лоб. Скользнула по небритой щеке, пересохшим губам. Он застонал. Да, это она. Кто же еще?
– Как ты вошла… как ты попала сюда?
Ему послышался шепот, тихий, как звук осыпающихся песчинок. «Не знаю». Или это зашуршали складки ее одежды?
– Я думал, что уже совсем потерял тебя.
Она молчала, неподвижно застыв рядом с ним, и он подумал, что это все же сон. Даже если она находилась в этом же здании, даже в одной из соседних палат, то это не делало ее ближе. Между ними пролегало нечто большее, чем физическое расстояние и преграды в виде десятков запертых дверей и вооруженных охранников.
Болезнь Ирины была невидимой и неприступной границей между ней и всем остальным миром. Крышкой хрустального гроба для сказочной принцессы. Тонкой, как лезвие ножа, стеной, разделившей их.
Навсегда.
Повернувшись к нему лицом, она лежала на его откинутой правой руке, глубоко вдавив ее в подушку. В левой руке у него была сигарета, от которой они затягивались поочередно, пуская дым в потолок. Там его подхватывал и месил, наматывая на мерцающие лопасти, огромный комнатный вентилятор. Их ноги лежали на безжалостно смятом покрывале, касаясь друг друга.
– О чем ты думаешь? – спросила она, прижимаясь губами к его пальцам, удерживающим сигарету.
– Это запрещенный вопрос.
– Ответь. – Она толкнула его в бок. – И я скажу тоже.
– Я думаю о тебе. – Левая рука затекла, и он пошевелил ею, согнул в локте, тем самым обнимая Иру еще тесней. – О доверии. О том, что я подпускаю тебя вплотную к телу.
Он попытался сделать затяжку, но она схватила его за запястье, опять поднесла сигарету к своим губам.
– А о чем думаешь ты? – спросил он.
– О том же самом. – Он улыбнулся, но она была серьезна и смотрела внутрь себя. – Я думала, почему мы не трахаемся?
Он поперхнулся дымом, кашлянул.
– Ну, знаешь, – помотал головой, насколько это было возможно. – Думает она о том же самом… Мы не трахаемся потому, что ты замужем. И Сергей мой друг. Аеще потому, что охраннику нельзя спать с подопечной. Я ведь тебя охраняю, ты не забыла?
– Я помню, – сказала Ирина. – И еще я помню, что ты и мой друг. Это тоже причина?
– Наверное. – Он усмехнулся. – Я не пробовал трахаться с друзьями. Надо бы как-нибудь…
– Попробуй, – сказала она, усаживаясь на него сверху и обхватывая его бедра своими.
– Сереже это может не понравиться, – сказал он, выгибаясь под ней волнообразно, подбрасывая ее тело вверх движением таза.
– Что? – невинно спросила она. – То, что ты попробуешь его трахнуть?
Они расхохотались. И сразу же, без перехода начали яростно целоваться, задыхаясь, сжимая друг друга до вскрика в объятиях. Он, перекатившись, оказался сверху на ней, кусая ее влажные губы, подбородок, шею…
И так же внезапно все кончилось. Она, стоя возле постели, говорила что-то в мобильный коммуникатор. А он разминал совершенно онемевшую под тяжестью ее тела правую руку, стыдливо натянув покрывало до пояса. И думал, дошли бы они хоть раз до конца, если бы не эти постоянные случайности? Или все же они избегали этого сами? Неуверенность? Страх что-то менять? Желание быть друг с другом не так, как со всеми?
Ира села рядом на кровать, играя замолчавшей «ракушкой».
– Мне надо ехать, – сказала она. – Внеурочный сеанс связи. Я должна вести группу.
– Мне не нравится, что ты опять это делаешь. Почему?
Это был тоже запрещенный вопрос. Такая уж, видно, была сегодня ночь. Их работа на Проект была таким же табу в разговоре, как ее жизнь с Сергеем. Как все, что они не произносили вслух.
Но она ответила:
– Влад не может, его последний визит был всего двое суток назад. Ренат до сих пор не оправился от шока. Новенький, Павел… ты знаешь сам. Так что «гостей» сейчас все равно что нет, Только мы. А почему так срочно – мне не скажут.
Он кивнул. Да, все так, можно было ничего не говорить. Но ему было неспокойно. Последние сеансы давались Ирине очень тяжело, гораздо тяжелей, чем другим медиумам. Говорили, что результаты были превосходные, но какой ценой…
– Я не хочу, – сказал он.
– Я тоже. – Она поцеловала кончики пальцев, быстро приложила их к его губам. – Но я должна, Ты проводишь меня?
– Конечно. Это тоже мой долг, в конце концов. – Он поморщился. – Ира, ты мне всю руку отлежала.
– Ой, посмотрите, – она картинно всплеснула руками, – видели этого телохранителя, которому хрупкая женщина отдавила рабочую конечность? Как ты меня защищать собираешься, однорукий?