К тому же при отступлении у русских было слишком мало шансов отправить пленных в тыл.

Во Львове, неофициальной столице Галиции, органы НКВД уничтожили в тюрьмах всех заключенных, чтобы не допустить их освобождения немцами. Подобная жестокость, вне всяких сомнений, вызывалась все более усиливающейся атмосферой подозрительности и хаосом безвластия в городе, охваченном пьянством, мародерством и насилием. К этому приложили руку немецкие диверсанты из числа украинских националистов и Люфтваффе, подвергавшие город бомбежкам. Панические настроения еще перед войной нагнетались некоторыми местными жителями, которые ненавидели русских и открыто им заявляли: «Скоро немцы придут за вами».

Уверенность Гитлера в том, что Советский Союз – это «колосс на глиняных ногах», который «развалится от первого удара», разделяли многие иностранные обозреватели и разведки ряда стран. Начавшиеся в 1937 году репрессии против командиров Красной Армии, несомненно, были организованы Сталиным и вскоре достигли чудовищных размеров. Это была какая-то удивительная смесь параноидального сумасшествия, болезненной мании величия и мстительности с садистским оттенком. Во всяком случае, первыми жертвами сталинского произвола стали те, кто прекрасно знал о роли Сталина в гражданской войне и войне с Польшей.

Всего пострадали 36 671 офицер Красной Армии. В это число входят те, кого казнили, отправили в лагеря и т. д. Из них 706 офицеров находились в звании комбрига и выше. Из высшего командного состава уцелело не больше 300 командиров. Практически все дела против арестованных были сфабрикованы с таким чудовищным нагромождением лжи и подтасовок, что это видно даже невооруженным глазом. Так, например, полковник К. К. Рокоссовский был арестован на основании показаний человека, умершего почти за двадцать лет до описываемых событий! К счастью, Рокоссовский был реабилитирован и стал одним из самых видных советских военачальников.

Наиболее известной из всех жертв репрессий стал маршал Михаил Тухачевский, главный теоретик маневренной войны. История его ареста и казни особенно ярко показывает преднамеренное разрушение оперативного мышления в Красной Армии, не совпадающего со взглядами Сталина на стратегию современной войны. Бывшие офицеры царской армии под руководством Тухачевского разработали новую теорию оперативного искусства, которая основывалась на тщательном изучении опыта мировой войны и предполагала взаимодействие массированной огневой мощи и высокой мобильности войск.

Но после расстрела Тухачевского подобные идеи были признаны «еретическими», а те, кто их исповедовал, могли быть обвинены в предательстве. Подобные настроения становились особенно опасны накануне войны с Германией, но это же и объясняет, почему так мало генералов Красной Армии отваживались применять массированные танковые соединения против немцев.

Через два с половиной года после начала репрессий во время советско-финской войны зимой 1939–1940 годов Красная Армия явила собой довольно жалкое зрелище. Старый сослуживец Сталина еще по 1-й Конной армии маршал Ворошилов, командовавший советскими войсками, проявил потрясающее отсутствие малейшего воображения в военном деле. Финны раз за разом переигрывали русских в маневренной войне, а их подвижные роты пулеметчиков буквально выкашивали советскую пехоту, которая с упорством обреченных рвалась вперед через заснеженные поля. Только добившись пятикратного превосходства в живой силе и сконцентрировав огромное количество артиллерии, Красная Армия начала понемногу теснить финнов. Надо ли говорить, с каким радостным волнением следил Гитлер за этим жалким спектаклем.

Правда, военная разведка Японии придерживалась другой точки зрения. Пожалуй, только японские разведслужбы в то время не страдали недооценкой подлинной мощи Красной Армии. Серия советско-японских вооруженных конфликтов на границе Маньчжурии достигла наконец своей кульминации в августе 1939 года во время боев на реке Халхин-Гол. И опыт этих боев ярко продемонстрировал, чего может добиться такой молодой агрессивный полководец, каким был в то время сорокатрехлетний генерал Георгий Жуков. В январе 1941 года Сталин назначил Жукова начальником Генерального штаба. А на следующий день после начала войны Сталин восстановил главную штаб-квартиру под прежним царским названием Ставка. Жуков как раз находился на фронте, в центре событий. Вскоре «великий вождь» принял на себя обязанности наркома обороны и Верховного Главнокомандующего советскими вооруженными силами.

В первые дни реализации плана «Барбаросса» немецкие генералы не видели особых причин, чтобы менять свое невысокое мнение о советских военачальниках, особенно о тех, которые противостояли вермахту на центральном направлении. Например, генерал Гейнц Гудериан, как и большинство его коллег, был просто поражен, увидев с какой готовностью командиры Красной Армии жертвуют жизнями своих солдат, отдавая их на заклание с поистине царской щедростью. В своем меморандуме он также отметил, что красным командирам чрезвычайно мешают «политические установки партийного руководства», а одной из главных проблем является их «боязнь брать на себя ответственность». Все это дополнялось еще плохой координацией действий, когда «приказы осуществить те или иные меры, в особенности необходимые контрмеры, издавались и приходили в войска слишком поздно». Советские танковые подразделения были слабо обучены, пренебрегали разведкой, а в обороне часто отдавали инициативу в руки неприятеля. Это все правда, но и Гудериан, и его коллеги явно недооценили желание и умение Красной Армии учиться на собственных ошибках.

Конечно, процесс реформ в армии не был легким или скорым. Сталин и его окружение отказывались понимать, что именно их политическое вмешательство и удивительная слепота привели к такому провалу. Командующие фронтами и армиями были буквально по руками и ногам повязаны противоречивыми, часто непонятными инструкциями из Кремля. Но еще хуже – 16 июля был восстановлен институт военных комиссаров, что на практике означало двойную ответственность, когда любой приказ командира требовал утверждения политруком. Политическое руководство Красной Армии всячески старалось уйти от этой ответственности, переложив ее на фронтовых командиров, которых зачастую и обвиняли в предательстве, вредительстве или трусости.