Вечером разгребал газетные завалы. Лежат еще со времен пребывания на даче.

Сегодня тоже обещают хороший день. С утра яркое солнце.

Надо что-то придумать с работой. С десятого ноября нас всех выбросят за ненадобностью.

Как только подумаю, что произошло, страшно становится. Это же крах, катастрофа!

9 октября. В «Подмосковных известиях» сегодня началась публикация «Тайн кремлевских смертей». Будут давать в двенадцати номерах.

Зашел вчера к Лисину, главному редактору «Вечерней Москвы». Был занят, потом вышел с кем-то из кабинета, увидел меня, но не растерялся — что значит десятилетняя аппаратная выучка:

— Если не гора идет к Магомету, то Магомет идет к горе? Ты уже обедал?

— Нет еще.

— Тогда пойдем со мной.

— А я вас не шокирую в куртяшке и джинсах?

— Да нет, у нас многие так ходят. Пошли. Я только на минутку зайду к себе.

Зашли к нему в кабинет. Нарезал каких-то талонов, как выяснилось, на обед, и мы вышли. Спустились с шестого этажа на третий. Огромная очередь. Встали в хвост. И главные редакторы стоят в обычной очереди. Расплатились талонами.

Потом поднялись к нему в кабинет. Да, еще: когда стояли в очереди, подошли его замы, Герман Иосифович Бройдо, с которым я много раз говорил по телефону, когда тот работал в секторе печати Московского горкома.

Сесть Лисин мне не предложил. Правда, и сам не садился. И в течение полутора часов говорил.

— Аппарат, аппарат. Да, всякое бывало. Ну, например, мне говорят, что я должен быть у товарища Зайкова в такое-то время. О чем, для чего, никто не сообщает. Я думал, писать какой-то доклад. Мы ведь тогда много на Москву работали. Пришел в приемную. Проводят в кабинет. Встает из-за стола, здоровается. В мелочи, мол, не буду вмешиваться. Смотрите сами. Нам нужно, чтобы было все хорошо. О чем он говорит, не пойму. Ну ладно, будем помогать. Вышел от него, спрашиваю у помощника: «Так что надо делать? Какой текст писать?» «Какой текст, — удивляется помощник, — вас утверждают главным редактором „Вечерки44». Вот такие были времена. Хотя в аппарате были разные люди.

Он перевел дыхание:

— Вот у меня сейчас есть вакансия ответственного секретаря. Сегодня приходил один претендент — и первым делом о поликлинике. Я понимаю, это дело житейское, но не с поликлиники же надо начинать. С ответсеками мне все время не везло, считай, с тех пор, как пришел в газету. Менял их — ужас сколько. Один ко мне прибегал: Александр Иванович, я же ваш человек! А мы его уволили, хотя много сделали для него — прописали, квартиру дали. В общем так: если некоторые думают, что у нас сладко, что можно свои книги писать, то глубоко ошибаются. Если книги писать, то надо зацепиться за маленькую должность и писать. А ответсек — это моя правая рука. Да еще в независимой народной газете. Это очень почетно. У нас такая практика: если берем на работу,' то в редколлегию не вводим, даем поработать некоторое время, а потом выборы — тайным голосованием. Пройдет — значит, будет работать.

Я стою и думаю: это кто же меня изберет в «Вечерке»? Партийный функционер, замзав идеологическим отделом! Будешь требовательным— съедят, скажут, привык в ЦК душить журналистику. Будешь лебезить, заискивать перед ними— тем более съедят, слабых в Москве никогда не любили. Дорогой ты мой Александр Иванович, что же ты мне предлагаешь? На позор обрекаешь?

Приехал домой, позвонил Черняку.

— А я уж думал на тебя рассердиться. Не звонишь, не приходишь. Выходи на работу. Если что-нибудь другое не предложили. Обозревателем. Политических обозревателей у нас уже нет. Мы их упразднили. В редакционной иерархии после них идут уже спецкоры.

— Александр Викентьевич, давайте до конца месяца подождем. Пусть выдадут мне трудовую книжку. Не хочу, чтобы там написали — по собственному желанию. Я никогда не был подлым.

— Вот как? А некоторые ваши хотят, чтобы в трудовой книжке была именно эта запись — по собственному желанию. Как бы дистанцирование от непопулярной ныне организации. Хорошо. Условились. Я держу три места — тебе, Синенко и Усанову из ЦКК. Если есть хорошие ребята, давай еще возьмем.

Я назвал Черемухина.

— О, моя жена его знает. По Академии общественных наук.

В «Политиздате», кажется, окончательно зарубили «Исповедь через десять лет». Сказали, что снимают с производства. Юрий Ильич об этом поведал.

Поговорил пару минут с Владимиром Константиновичем Егоровым — помощником Горбачева.

— Николай, позвони мне завтра. Надо будет встретиться, поговорить.

— В первой половине или во второй?

— Не имеет значения.

В газетах сообщение о том, что восьмидесятилетний бывший управляющий делами ЦК КПСС Г. Павлов выбросился с восьмого этажа своего дома. Это произошло в воскресенье, шестого октября.

Еще сенсация— «Шпигель» напечатал протоколы допросов Язова, Крючкова и Павлова. А у нас строгая тайна. Даже Оболенский, председатель парламентской комиссии, сказал, что дал подписку о неразглашении. А правду, мол, узнают наши потомки через несколько поколений.

12 октября. А ничего нового не было. Телефон Егорова молчит. Пытался связаться— безрезультатно.

Позвонил вчера Разумову, который в приемной Лучинского.

— Николай, журналу «Международная жизнь» нужны люди.

Не выдержал я, вспылил: