Поль, сухой и желтый, как мумия, с угасшими больными глазами, — кто бы мог вообразить его в роли подпольщика? Туберкулезные прожилки на щеках и руки, словно вылепленные из стеарина, не оставляют сомнения в том, что судьба отпустила этому человеку не слишком много времени на все и вся. Откашливаясь, он сплевывает зеленую мокроту в стеклянную баночку, и Жак-Анри с грустью отмечает, что со дня их последней встречи баночка стала побольше и наполняется она быстрее. Процесс прогрессирует, и нет средств его остановить…

В комнате Поля хаос. Холсты стоят один на другом, лепятся к стенам и стопкой лежат на платяном шкафу. На мольберте этюд, накрытый куском старого шелка. Картон с женской головкой прислонен к подушке. Поль редко рисует пастелью, он любит краски яркие и сочные, как сам юг. Его картины выставлялись в салонах; их и сейчас охотно покупают, и Поль не испытывает недостатка в деньгах. Художники считают его явлением не меньшим, чем Пикассо.

— Это так… мелочь, — говорит Поль и торопливо убирает картон.

— Сюзанна?

— Какого черта?!

— О, прости, Поль!..

С того дня как Сюзанна ушла, Поль не выносит ее имени. Но женские головки, рисуемые им с трудным постоянством, запечатлевают черты Сюзанны. Закончив, Поль рвет картоны и тут же берется за новые.

После неловкого молчания Жак-Анри не сразу находит слова.

— Тебе привет от Жюля.

— Спасибо. Как он там?

— Пытается согнать вес.

— Жарко в Париже?

— Терпимо…

— Подмазываешься к бошам?

— Еще бы! «Эпок» скоро станет бранным словом!

— Меня тоже ругают, пишут в газетах, что я ухожу от действительности в трудный для Франции час. Мои картины, видите ли, не отражают страданий родины. А я сам — богемствующий эстет. По случаю и без случая приплетают ко всему моих аристократических предков и намекают, что прадед предал Наполеона.

— Хорошо, что не называют коммунистом!

— Это был бы уже донос. А у нас, слава богу, все-таки маршал и, следовательно, хотя бы внешне, соблюдается респектабельность.

— Надолго ли?

— Прости?..

— Нет, так, ничего…

Жак-Анри уходит от прямого ответа, хотя знает, что дни правительства Виши сочтены. В германских штабах уже разработан план молниеносной оккупации Южной Франции. Гитлера как магнит притягивает стоящий в Тулоне и Марселе французский военный флот. Англичане практически сорвали блокаду острова, а на Северном море имперские военно-морские силы не могут приостановить продвижение конвоев, идущих в Мурманск. «Тирпиц» и «Блюхер», спасаясь от советской авиации, вынуждены сидеть в фьордах… У итальянцев в Средиземноморье дела не лучше. Их легкие крейсеры словно наперегонки уходят на дно. В Тулоне же, оставленные Франции после перемирия, бездействуют линкор «Ришелье», тяжелые крейсеры, эсминцы и подводные лодки. Это та сила, получив которую гроссадмирал Редер обещает сокрушить союзников на море… Впрочем, верховное командование вермахта не меньше заинтересовано и в другом. Ему нужен прочный тыл, а вишисты не могут справиться с маки. Отряды франтиреров возникают быстрее, чем петеновская жандармерия успевает ликвидировать хотя бы один из них. Такой тыл грозит осложнениями в период, когда операции на Восточном фронте приближаются к моменту кульминации. Информация, полученная Жаком-Анри, не оставляет лазейки сомнениям — участь Южной Франции предрешена.

Жак-Анри наклоняется к лацкану и нюхает гвоздику.

— Когда начинать работу? — спрашивает Поль и с отвращением сплевывает в баночку. — Я еще не осматривал аппаратуру.

— Пятнадцатого. Я привез расписание и книгу шифра: «Буря над домом». Письма будешь получать до востребования.

— Куда и на чье имя?

— Решай сам. Нужно пять адресов и столько же имен.

— Позывные — ПТХ?

— Теперь нет. Ты будешь совершенно самостоятелен. Адрес — КЛС, рация РТИкс; подпишешься АР 50379.

Поль смотрит на Жака-Анри с обостренной проницательностью смертельно больного человека.

— Кто-то провалился?

— Не скрою — да…

— Я не спрашиваю — кто, но можно узнать — как?

— Если бы я знал сам! Известно одно: и в этом случае рядом с домом стояла палатка телефонистов.

— Переносные пеленгаторы?

— Да, и даже, скорее всего, не направленные на волну, а другие — скверные штучки, регистрирующие наличие магнитного поля.

— А есть такие?

— Теперь есть. Фирма «Радио-Вольф» из Берлина. В свое время нам почти на год удалось отсрочить их изготовление, а потом… Кстати, здесь может появиться Фланден.

— Значит, провалился он? Мне-то ты можешь сказать!..

Жак-Анри рассеянно щурится на солнце.

— Если Фланден все-таки приедет, скажешь, что я жду его. Пусть к числу букв своей настоящей фамилии прибавит восемь — это будет дата встречи; к тому же числу прибавит четыре — это будет время, а если прибавить еще десять — получится номер трамвайной линии, на конечной остановке которой его подождут. Ты запомнил?

— Восемь, четыре и десять?

— Каждый месяц. А до тех пор пусть отдыхает.