— О да, конечно, сэр. Вот ваша комната. Мне следует сообщить вам, сэр, что мистер Ричмонд спит в спальне в конце галереи и что его ни в коем случае нельзя беспокоить.

— Это почему же? — поинтересовался Хьюго.

— Мистер Ричмонд страдает от бессонницы, сэр. Он просыпается при малейшем шуме.

— Что? В его-то возрасте?! — воскликнул Хьюго.

— Здоровье мистера Ричмонда не слишком цветущее, — объяснил Чоллакомб, открывая дверь в большую, обитую выцветшим синим Дамаском комнату, откуда открывался вид на далекое море за болотистым берегом. — Это Груби, сэр. Его милость сядет за стол через пятнадцать минут, Груби.

Камердинер, пожилой мужчина со скорбной миной, поклонился майору и сказал голосом, преисполненным печали:

— Я все приготовил для вас, сэр. Позвольте мне помочь вам снять ваш мундир.

— Если вы хотите действительно помочь мне, стащите с меня сапоги, — попросил Хьюго. — И не беспокойтесь, можете снять их в перчатках. Я должен быть готов через пятнадцать минут, поэтому мне следует поспешать, как говорят у нас в Йоркшире.

Когда майор уселся и вытянул ноги, Груби, опустившись перед ним на колени, принялся стаскивать с него грязный сапог, но прервал свое занятие на середине и, подняв голову, искренне попросил:

— Не надо, мастер Хью!

— Что не надо? — осведомился Хьюго, стаскивая с шеи платок и отбрасывая его в сторону.

— Говорить, как у вас в Йоркшире, сэр. Постарайтесь избегать этого. Прошу прощения, но я уверен, что вам неизвестны привычки его светлости, поэтому вам следует быть осторожным, сэр, чрезвычайно осторожным.

Хьюго бросил на лакея загадочный взгляд своих синих глаз.

— А-а-а, — задумчиво протянул он, — возможно, ты прав…

Груби издал вздох отчаяния и вернулся к прерванному занятию. Разделавшись с сапогами, он хотел было помочь Хьюго снять мундир, но тот мягко, но решительно выпроводил его из комнаты, сказав, что сможет переодеться гораздо быстрее, если его оставят в покое. Он закрыл дверь за протестующим Груби, глубоко вздохнул, потом с громким «уф!» выдохнул и принялся проворно стягивать с себя грязные мундир и штаны.

Когда он наконец вышел из комнаты, то обнаружил Груби, бесцельно расхаживающего по галерее. Лакей объяснил — он ждет мастера Хьюго, чтобы проводить в салон, на случай если он забыл туда дорогу. Но на самом деле по профессиональному взгляду, которым он окинул своего подопечного, было ясно: его целью было убедиться, что не совершено никакого непростительного промаха. О том, что майор не надел панталон до колен, можно было только пожалеть, но назвать это непростительной ошибкой было нельзя. Ведь его долгополый фрак оказался достаточно добротным, рубашка накрахмаленной, а завязки туфель тщательно отглаженными. Майор предпочитал более скромный стиль одежды, нежели положенный по моде, не носил никаких драгоценностей, не щеголял невообразимо высоким воротничком, а шейный платок завязывал аккуратно, но без всяких изысканных складок, которые отличают шейный платок настоящего денди или спортсмена. Груби пожалел об отсутствии лорнета и брелка, но в конце концов решил, что такой великан поступает правильно, придерживаясь скромного стиля одежды.

За минуту до назначенного времени майор вошел в салон, заслужив таким образом умеренное одобрение своего деда. Сдвинув брови вместе, лорд Дэрракотт заявил:

— По крайней мере, ты не копуша. Вот что я тебе скажу: поди поклонись своим теткам и кузине. Леди Аурелия, миссис Дэрракотт, позвольте представить вам Хьюго. Антея, присмотри за своим кузеном. Покажи ему здесь все.

Майор, получив официальный поклон от матроны с римским носом в тюрбане и самый натянутый реверанс от высокой барышни, которая осмотрела его с уничтожающим безразличием, обратил, предчувствуя недоброе, свой взгляд к третьей даме. Миссис Дэрракотт улыбнулась ему и протянула руку:

— Как поживаете? Счастлива с вами познакомиться. Какая досада, я была не одета, когда вы приехали. Хотя какая вам разница. То есть я хотела сказать, столько новых родственников. Осмелюсь предположить, вы, наверное, совершенно сбиты с толку.

Майор не поцеловал ей руку, но тепло пожал и поблагодарил, улыбнувшись так, что она почти пожалела, что не осмелилась навлечь недовольство милорда и усадить за обеденный стол рядом с собой Хьюго, а не Мэтью.

Миссис Дэрракотт с помощью Чоллакомба подготовила столовые приборы — это был тяжкий труд, требовавший немало золы и мела. Результат был неидеальным, но, как мудро заметил Чоллакомб, невозможно достичь идеала в компании из девяти человек, связанных меж собою родственными связями, большинство из которых — братские. Весьма осмотрительным образом Чоллакомб дал понять миссис Дэрракотт, что сажать Клода в пределах досягаемости Винсента не слишком благоразумно. В конце концов, хотя обедающие и не были распределены за столом равномерно — леди Аурелия, Ричмонд и Клод — по одну сторону, а Винсент, Антея, Хьюго и Мэтью — по другую, Клод оказался довольно далеко от Винсента, Хьюго — от лорда Дэрракотта, а Антея была посажена между Хьюго и Винсентом, и в этом положении она хочет не хочет, но будет ограждать Хьюго от язвительного языка Винсента.

Однако миссис Дэрракотт вскоре поняла, что ее задумка не слишком удалась. Винсент старательно развлекал деда, а Ричмонд благородно пытался занять разговором свою тетушку, Мэтью же делил свое внимание равномерно между ней и своей тарелкой, но вот Антея, решительно вознамерившись демонстративно избегать своего предполагаемого поклонника, отвечала на его робкие попытки привлечь ее интерес ледяной вежливостью — да так, что отбила у Хьюго всякую охоту любезничать. Миссис Дэрракотт, шокированная подобным проявлением бестактности, пыталась несколько раз поймать взгляд своей дочери, но безуспешно.

Хьюго, с левой стороны от которого сидел неприветливый дядюшка, а с правой — замороженная барышня, вяло ковырял в своей тарелке, стараясь держать в поле зрения как можно больше новых родственников. Из последних самыми привлекательными он счел миссис Дэрракотт и Ричмонда, которых, к счастью, не заслоняла от него ваза в несколько ярусов, стоящая на середине стола. Хьюго счел Ричмонда довольно дружелюбным парнем, немного беспокойным, слегка легкомысленным, как большинство восторженных молодых людей. Он был занят беседой со своей тетушкой — очень опасной дамой, подумал Хьюго, наблюдая за ним с благоговением и восхищаясь ловкостью юноши. Тут Ричмонд случайно отвернулся от леди Аурелии и, заметив, что его кузен смотрит на него, застенчиво улыбнулся. Да, милый мальчуган. Достоин всяческого восхищения. Не то чтобы Хьюго имел что-то против представителей высшего общества. Наделенный большой терпимостью, Хьюго отнесся к Клоду без раздражения, лишь забавляясь его экстравагантностью и жеманством, которые выводили из себя лорда Дэрракотта и Мэтью. На Клоде был фрак по последнему писку моды, и его отец заметил, что он выглядит в нем смешно. Это, конечно, соответствовало истине — осиная талия и подкладные плечи словно горные вершины, но гладить парня против шерсти, да еще прилюдно, никакой необходимости не было. А реплика его братца, что он и без фрака смешон, была и вовсе излишней.