Но церковный дух здесь сохранился во всем.

Воспитанники семинарии подчинялись строгой монастырской дисциплине, ложились и вставали по звуку колокола, много времени уделяли молитвам.

Все это было не по душе свободолюбивому мальчишке, пробуждая в нем ненависть к церкви.

— Я не переношу церковного колокола, — откровенно говорил он. — И уверяю вас, если долго буду его слушать, этот звон станет для меня погребальным.

Проучившись всего год в семинарии, Жорж добился перевода в местный коллеж. Хотя коллеж находился также в ведении ораторианцев, но там по крайней мере меньше разило этой отвратительной монастырщиной.

Занимался Жорж, сообразуясь со своими увлечениями. Он благоговел перед Плутархом и Титом Ливием, тайно зачитывался Рабле и Шекспиром, самостоятельно выучил английский и итальянский языки. Но его угнетала зубрежка, ему были отвратительны бесконечные доклады и рефераты — он не переваривал писанины. И поэтому юный Дантон не пополнил шеренгу первых учеников.

В начальный год обучения он красовался на четвертом месте среди «хороших». В год окончания занимал в той же категории двенадцатое место.

Юному богатырю было тесно и неуютно в церковной школе. Его буйный нрав и организаторские способности проявлялись при каждом удобном случае.

Дать отпор нажиму администрации? Ответить на несправедливость наставника? Он был всегда готов объединить и возглавить недовольных. Недаром друзья прозвали его «Каталиной» и даже «Республиканцам».

Но вот что казалось удивительным: в карцер или под телесное наказание сам он никогда не попадал!

Одно из событий этого периода особенно врезалось в память Жоржа.

Десятого мая 1774 года, заразившись оспой от случайной жертвы своей старческой похоти, испустил дух «многолюбимый» Людовик XV. Его смерть повсюду встретили как праздник. Ничтожный человек и бездарный правитель, развращенный себялюбец, девизом которого были слова: «После нас — хоть потоп!», Людовик XV был ненавидим в стране. Казалось, вместе с ним уходила в прошлое пора фавориток, тяжелых налогов, продажных министров и постоянного голода. Забитые мужики, оскудевшие ремесленники и ограбленные буржуа возлагали теперь все надежды на нового государя. Говорили, что Людовик XVI, человек молодой и проникнутый новыми веяниями, был лишен пороков своего деда: недаром, едва придя к власти, он поставил у кормила правления выдающегося философа-реформатора, господина Жака Рене Тюрго!

Для Шампани наступили особенно хлопотливые дни.

Ведь здесь, в сердце провинции, находился город Реймс — церковная столица, священный город, где из поколения в поколение венчались на царство все французские короли. Здесь предстояло принять корону и нынешнему властителю.

Коронация была назначена на 11 июня 1775 года.

Ораторианский коллеж в Труа готовился к торжествам на свой лад.

Наставники продумывали темы панегириков в честь нового короля. Воспитанников заставляли просиживать долгие часы над изучением подробностей предстоящего обряда.

Жорж отплевывался и швырял на пол тяжелые фолианты. Заучивать наизусть, как короновали какого-нибудь Генриха или Карла! Нет, уж если познавать, то не ветошь преданий, а действительность в ее подлинном виде!

— Вы как хотите, — говорил он товарищам, — а я все увижу собственными глазами. Я буду знать, как выпекают королей!

В свою затею он посвятил немногих, взяв с них слово, что те будут немы как рыбы. Заговорщики совместными усилиями подготовили кое-какой провиант на дорогу и собрали небольшие деньги…

Говорят, от Труа до Реймса не менее тридцати лье. Но что такое тридцать лье для здоровых ног, сильного тела и пытливого ума?..

Поход в Реймс доставил массу впечатлений.

Здесь все хранило аромат истории. Чего стоил один Реймский собор, эта величавая громада, сложенная из каменных кружев! А коронационное шествие? А пестрая толпа придворных и ротозеев, съехавшихся чуть ли не со всей Франции? Говоря по чести, если любопытный школяр не был ею смят и раздавлен, то лишь благодаря своему атлетическому сложению да железным кулакам!

Многое он здесь увидел, еще большее — услышал.

Зрители отнюдь не считали нужным держать при себе свои мысли и настроения. А так как среди тьмы людей, не получивших доступа внутрь собора, преобладала беднота, то и реплики мало походили на верноподданнические. Кое-кто, правда, похваливал молодого короля и возлагал надежды на министра Тюрго, но скептики имели явный перевес.

Тюрго — друг народа? Он отменил хлебные законы? Но кому это на пользу, кому, кроме богачей торговцев? Что получил народ, как не новые заплаты? И не отсюда ли мучные бунты? Судачат, будто это лишь начало. Тюрго якобы намерен отменить барщину и уравнять налоговое бремя. Но если это так, то министр-философ лопнет, как мыльный пузырь. Разве допустят господа, чтобы с мужиков сняли барщину, а их самих обложили налогом? Разве позволит Австриячка ущемлять своих именитых друзей? Ведь ни для кого не секрет: и сам-то король прочно сидит у нее под башмаком!..