Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по селектору Катю:

– Меня нет и сегодня уже не будет.

Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:

– Где успела так загореть?

– На горке, - удивилась вопросу Галина.
– Рядом с нашим домом есть горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.

– Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно.
– Ну, выкладывай, что там у тебя.

Выслушав Галину, спросил:

– Характеристика на этого парня с тобой?

– Вот, - Галина передала ему характеристику.

Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.

– Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была. Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?

– Я тоже так считаю.

– Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не вмешивалась.

– Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла нужным заметить Галина.

– Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?

– Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.

– По-твоему, холостяку до такого не додуматься?

– Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.

– Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину в темно-серой рубашке он знал не хуже?

Галина не сразу нашлась, что ответить.

– Возможно, наконец согласилась она.
– Но к чему гадать? Это выяснится на допросе.

– На допросе?
– о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко.
– Да-да... А выяснится ли?

Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.

– Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший не обратился за медицинской помощью?

– Так утверждает Бессараб.

– Н-да...
– задумчиво протянул Ляшенко.
– Едва ли этот факт сам по себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.

– Но мужчина серьезно ранен.

– Из чего исходишь, делая такой вывод?

– Он был окровавлен.

– Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину, младший лейтенант Юрко.

Галина вспыхнула, но тут же возразила:

– Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать, серьезно или несерьезно ранен.

– А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко.
– И не только мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует его поведение.

– Считаете, он - медик?
– догадалась Галина.

– Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд. Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.

Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну, конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно, тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны быть у хирурга.

И все-таки она снова возразила:

– Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить кровотечение, наложить повязку?

– Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая затекшие ноги, сказал Ляшенко.
– Она тоже не растерялась: села за руль, увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.

– Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и фельдшер?

– Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.

– А мне он говорил...
– начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:

– Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.

– Но что могло измениться?

– Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!

– О чем вы, Валентин Георгиевич?
– встревожилась Галина.