Денис состроил зверскую гримасу. Он полагал, что Отелло выглядел именно так, когда увидел платочек Дездемоны.

– Молилась ли ты на ночь…

Он патетически воздел руки и неосторожно задел пробиравшегося за ним мужчину в красивом дорогом пальто. Мужчина поморщился и небрежно оттолкнул локоть Дениса от груди.

– Аккуратнее!

– Простите…

Этот незначительный эпизод немного испортил Денису настроение. Он схватил Алису за руку и побежал с ней вниз по ступенькам. Они втиснулись в вагон и крепко прижались друг к другу. Механический голос объявил:

– Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – «Щукинская»!

Никто из пассажиров еще не знал, что до «Щукинской» они не доедут…

Машинист предыдущего поезда также заметил поток, бурлящий в водосточном желобе. Но сначала он увидел другое.

Состав миновал заброшенную станцию между «Тушинской» и «Щукинской». Когда-то, в середине семидесятых, ее построили в надежде на то, что вместо аэродромного поля здесь будет большой жилой массив. Однако территория аэродрома городу не принадлежала.

Летное поле находилось в ведении Министерства обороны, а оно ни в какую не хотело выделить свою землю под жилищное строительство.

Станцию законсервировали; работы прекратили, и оставили все как есть. Станция так и стояла закрытая.

Ее призрак, словно тронный зал заколдованного замка, проносился за окнами поезда, и любопытные, расплющив носы о стекло, пытались ее разглядеть в темноте.

Это удавалось только в том случае, когда поезда, идущие в разных направлениях, проезжали станцию одновременно. Тогда свет из окон противоположного поезда озарял тонкие колонны, подпиравшие потолок, серый бетонный пол и массивные листы железа, закрывавшие выходы на лестницы.

Как правило, зеваки бывали разочарованы. Они не видели ни пресловутых крыс размером с кошку, ни белых толстых червей-мутантов, ни громадных мотыльков с размахом перепончатых крыльев как у вороны.

Здесь не было никакой живности – по одной простой причине.

В метро всегда поддерживается незначительное избыточное давление, поэтому ни одна тварь здесь не выживает. Кроме людей, разумеется, но и для них это не проходит даром. Машинисты, помощники, дежурные, тоннельные рабочие, электромеханики – все они бледны, как мертвецы. Здесь другой мир. Сюда не доходит солнечный свет. Зато здесь всегда в избытке вода.

Вода обрушилась на стекло кабины плотным грязным потоком и залепила его так неожиданно, что машинист вздрогнул. На какое-то время он точно ослеп. Затем включил стеклоочистители, и большие щетки смахнули грязь. Тогда он увидел бурлящий поток, стремительно бегущий вниз по желобу, в сторону приемного резервуара – зумпфа.

Состав миновал водоотливную установку слева и стал взбираться на небольшой подъем. Вода доставала и сюда, но ее уровень был невысок – насосы справлялись с потоком. Через тридцать-сорок метров она и вовсе исчезла, желоб был теперь абсолютно сухим. Когда б не грязные разводы на стекле, машинист бы подумал, что все это ему привиделось.

Он нажал кнопку вызова.

В динамике раздавалось шипение и временами громкий треск.

– Черт! Да что такое?

Машинист перевел ручку управления тяговыми электродвигателями. Поезд замедлил ход, приближаясь к станции.

«Надо сообщить дежурному. Пусть пошлет рабочего пути, проверить, что там творится».

Но рабочий все равно пойдет от «Щукинской». В самом деле, не посылать же человека с «Тушинской» – тогда ему придется топать по узкому боковому проходу целых полтора перегона.

«Задержусь на станции, доложу дежурному», – подумал он.

Тем временем следующий состав, подчиняясь строгому графику, действующему в час пик – пара поездов в минуту, – уже отошел от «Тушинской» и набирал ход.

В тот день Владимир Константинов поднялся в шесть утра.

Он проснулся ровно за минуту до того, как зазвенел будильник, – от скрипа кровати. Так бывало всегда: за минуту до назначенного подъема он начинал ворочаться, и этот скрип будил его. А потом уже раздавался звонок будильника.

Константинов отбросил одеяло и вскочил. На сегодняшнее утро у него была назначена важная встреча. Он почистил зубы, принял душ и долго укладывал волосы феном. Повторить вчерашнюю укладку, сделанную в салоне, ему не удалось, но он остался собой доволен.

Закрепив прическу лаком, Константинов отправился на кухню. Вскипятил электрический чайник и заварил овсяную кашу из пакетика. Запил кашу стаканом подогретого обезжиренного молока и взялся за яблоко.

Когда с завтраком было покончено, он еще раз почистил зубы и критически осмотрел свое отражение в зеркале. Опасаясь порезаться, как это обычно бывает в утренней спешке, он побрился накануне, перед сном.