Минчин: А из первой половины XX века?

Табаков: Из первой половины XX все очень просто. Булгаков, Пастернак, Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Олеша. Набор достаточно расхожий. Солженицын с «Одним днем Ивана Денисовича». Это все книги, которые я могу начинать с любой страницы и читать, читать, читать… Это все материал для регенерации души.

Минчин: У вас на полке стоит книжечка о Карле Марксе. Это подарок?

Табаков: Подарок. Он ведь в каком-то смысле фигура трагическая, на мой взгляд.

Минчин: Основоположник.

Табаков: Да не только. Талантливый человек. И столь далеко зашедший в заблуждении. Как всякий схоласт, как Ленин. Все ведь обернулось нечеловеческой жестокостью.

Минчин: Патентованный убийца.

Табаков: Тот не успел. Всем им не хватало того самого, что было у адмирала Колчака, который шел на смерть и пел «Гори, гори, моя звезда».

Минчин: Там мужество другое было.

Табаков: Все-таки не только… Никто из них за идеи свои не платит жизнью. Жизнь опровергает их идеи, а они все заблуждаются и заблуждаются, и канонизируют свои заблуждения. Вот что я имею в виду.

Минчин: Ф. Каплан пыталась исправить… но не попала.

Табаков: Неудачница.

Минчин: Что будет с сегодняшним политическим строем до конца века?

Табаков: Насколько я понимаю, будет медленно лучше. Очень медленно.

Минчин: До гражданской войны не дойдет?

Табаков: Нет, нет… Нет – потому что организм здоровый.

Минчин: Но народ голоден и озлоблен. Это две вещи, которые толкают…

Табаков: Иммунитет прошлой Гражданской войны, он так просто никуда не может испариться. Это все-таки эксперимент чудовищного размаха и по-другому, чем нелюди, назвать их нельзя.

Минчин: Большевиков?

Табаков: Да. Нельзя. Количество ума, таланта, выведенные в расход, в распыл.

Минчин: Весь цвет России они уничтожили!

Табаков: А высылка двух с половиной тысяч лучших умов, самых независимых. Ведь против чего боролись – против независимости. Против автономии духа, и как всякий фашизм… это… я не думаю, что в ближайшем столетии, например, в Германии фашизм возродится.

Минчин: Думаю, возродится где-то после 2000 года. Думаю…

Табаков: Думаю, что атомные, водородные бомбы низвели до дипломатических игр все попытки завоеваний. Никому не хочется умирать. Слишком реально возмездие. И тут нужно рассчитывать, как китайцы, что 60 % уцелеют, а 40 % погибнут. Двое из пяти. Вполне вероятно, что окажешься в их числе. Думаю, что это очень великое изобретение Андрея Сахарова. Потому что без этого ой-ёй-ёй… Думаю, что вполне вероятно, мы бы уже схватились с кем-то.

Минчин: И всерьез?

Табаков: Бог его знает.

Минчин: Удивительно, что до сих пор ставят Горького.

Табаков: Это мой выбор – «Последние». Я бы так сказал, катастрофические перебрасывающие мостки в сегодняшний день истории. Общественный катаклизм, и на фоне его крушение дотла семьи, семейных связей, разрушение ячейки общества напрочь. Прогнило.

Если говорить о кино, то есть очень интересный замысел фильма по «Господам Головлевым». Это то, что сейчас в воздухе носится. Вся история типов Верховного совета, одного и другого. Это щедринские типы. Есть замысел а-ля английская телевизионная библиотека – русская драма от Хераскова, Сумарокова и до наших дней. Просто это очень важно, потому что не знают же ни хрена. А это просто полезно наряду с разными «сникерсами» и так далее: если бы раз в неделю давали бы по ТВ. Но пока денег нет. Все упирается в деньги.

Минчин: Интересно, откуда брались деньги на такое количество фильмов, театральных постановок в театрах, телевидении в прошлые годы?

Табаков: Это нефтедоллары. Сегодня на жизнь школы-студии дают 27–28 % нужных субсидий. Это четвертая часть.

Минчин: А раньше театры финансировались на 100 %?

Табаков: Да, конечно. «Современник» был самоокупаемым театром, «Таганка» была.

Минчин: За границей вы будете делать какие-то работы?