Суровы лица святых. Нет в них доброты. Видно, оттого, что сильно суровая жизнь на Руси.

Ночью Калите не спалось. Он вышел из душной кельи, прошёл через монастырский сад к реке. Ночь лунная. Звёзды отражаются в воде, перекатываются на волнах. Темнеют в селе избы, а в оконцах поблескивают лучины.

Иван Данилович знал, что там сейчас варят пиво, пекут из новой муки пироги. А завтра зарежут барана и всем селом отметят конец жнивью, будут славить добрый урожай.

Пахло яблоками и свежим сеном. Посреди реки всплеснула рыба. Калита сел на камень-валун, ладонью подпёр подбородок, уставился в одну точку…

Наутро с песнями пришли на монастырский двор смерды. Мужики в белых льняных рубахах, бабы в расшитых сарафанах.

Впереди всех шагал мальчишка с большим снопом в руках. За ним девушка, на голове венок из колосьев.

Навстречу крестьянам вышли монахи. Толпа стихла. От монахов отделился игумен, подошёл к мальчишке, взял сноп. Девушка сняла с головы венок, положила на сноп. Монахи запели псалмы. Держа на вытянутых руках сноп и венок, игумен медленно двинулся в церковь. Следом за ним потянулись монахи и смерды. К князю неслышно подошёл воевода, шепнул:

–  Гонец из Москвы. В Твери ордынцев побили.

Иван Данилович, стараясь не выдать волнения, тихо ответил:

–  Иди. Готовь коней.

–  А княгиня?

–  Останется здесь.

Воевода ушёл. Елена заметила, как изменился в лице Иван, одними губами спросила:

–  О чём с Фёдором шептались?

–  Из Москвы гонец. О Твери весть привёз.

Княгиня побледнела.

–  Уж не идёт ли на нас Александр?

–  Ордынцев, сказывают, тверичи побили.

–  Спаси Бог. Теперь жди ордынского разбоя.

–  Ты, Елена, тут останься, чтоб сумятицы не было, а мы с Фёдором Акинфичем в Москву отправимся.

–  Помогай тебе Бог, свет мой.

Князь незаметно покинул церковь.

А в Москве переполох. Прискакали из Твери четверо ордынских табунщиков. В тот день, когда тверичи восстали, пасли они коней за городом. Тем и спаслись.

В ожидании князя в гридню сошлись думные бояре и воеводы. Вошли два отрока, зажгли восковые свечи. Желтоватое пламя тускло заблестело на расставленных по углам кованых ларях, переливом заиграло на разноцветных слюдяных оконцах. В гридне стоял монотонный гул.

Молодой горячий боярин Плещеев, любимец князя, переговаривался с боярином Добрынским. Тысяцкий Воронцов-Вельяминов насупившись поглядывал иногда на сидевшего напротив своего старого недруга боярина Квашнина. Рядом с ним стоя препирались воевода переднего полка Александр Иванович и маленький ершистый боярин Хвост.

–  Сих ворогов, что с Твери сбежали, и тех, кто у нас в Москве сидит, живыми не пускать!
– брызгал слюной Хвост.

–  Побить немудрено, да Орда сильна!
– возражал ему воевода.

Выждав момент, боярин Квашнин вставил:

–  Будет ордынский набег.

Архиерей, заменивший временно, до прибытия из Константинополя нового митрополита, умершего Петра, и княжеский духовник Ефрем шептались в углу.

Но вот вошёл воевода Фёдор Акинфич с дворским Борисом Волковым, а вслед за ними Иван Данилович, и все стихли. Окинув быстрым взглядом присутствующих, он сел в стоящее посреди гридни резное кресло, глухо заговорил:

–  Будем мыслить, бояре и воеводы, как быть нам ныне.

–  Как то случилось?
– резко, фальцетом выкрикнул боярин Квашнин.

–  Как случилось, нам разбирать недосуг, - оборвал боярина Калита, - давайте помыслим, как Орду от нас отвести, чтоб Москву не разорили.

–  Я мыслю, с Тверью встать нам заодно, - промолвил Хвост.
– Слать к Александру гонца, чтобы шёл он к Москве. Да кликать Ивана Ярославича рязанского на подмогу.

–  Дать ордынцам бой, - поддержал Хвоста Воронцов-Вельяминов, - да токмо самим. Негоже Москве у Твери да Рязани подмоги просить.

Иван Данилович, барабаня пальцами по подлокотнику, слушал говоривших.

–  Орда ещё сильна, - подал голос воевода Александр Иванович.

–  А что ты скажешь, Фёдор Акинфич?

Воевода большого полка откашлялся:

–  Воин я, и голова моя седа. Никто из вас не скажет, что в бою меня ищет враг. Я его искал всегда. Но сейчас скажу я то же, что и воевода Александр Иванович. Сильна ещё Орда. Не потянем мы противу её, даже коли и Тверь да Рязань помогут… Другое надо мыслить.

–  А что скажешь ты?
– обратился князь к боярину Плещееву.