Шрифт:
“О шестьсот шестьдесят шестом?” — У молодого человека вдруг на лице появилось какое-то отрешенное выражение, он медленно протянул руку к галстуку и слегка ослабил узел.
“Да, представляете, наверное, только у нас, в Москве, единственной столице мира, есть такой маршрут. Автор даже шутит, что этим городом, а, возможно, и всей страной, последние несколько десятилетилетий правили какие-то сатанинские силы. Особенно это заметно по нашим дорогам и номерам маршрутов транспорта. Рассказ мне понравился, и я его неплохо запомнил. Если вы никуда не спешите, могу вам его пересказать.”
“Спасибо, с удовольствием послушаю. Только, знаете ли, давайте возьмем по бутылке пива и выйдем на свежий воздух в парк. Здесь становится душно, да и накурено сильно, а я не переношу табачный дым,” — молодой человек посильнее ослабил узел галстука и расстегнул пуговицу на воротничке рубашки.
“Да вы снимите куртку.”
“Лучше не стоит, а то я ее еще где-нибудь забуду, а там у меня водительское удостоверение. Вы же знаете, как сейчас трудно получить новое.”
Владимир залпом допил остатки пива в кружке и сказал:
“Что ж, давайте, действительно, возьмем по бутылочке и сядем где-нибудь на солнышке.”
“Не забудьте свою газету с гороскопом.”
“Хорошо, что напомнили. Я хотел дать почитать ее своему приятелю.”
Они взяли пиво и вышли из кафе в пустой, несмотря на яркий весенний день, парк. Лишь изредка на его аллеях мелькали пестрые детские коляски нянь и молодых мам.
“Давайте пройдем поглубже в парк, — предложил Роман. — Я знаю неплохое местечко, где и солнце всегда есть, и местная милиция нас не побеспокоит.”
Они прошли по узенькой аллее в дальний конец парка и уселись на свежеокрашенную, но уже успевшую высохнуть, белую скамью.
“Вы хотели рассказать историю о маршруте автобуса,” — отхлебнув из бутылки, напомнил Владимиру молодой человек.
“Да, я не забыл, просто стараюсь поподробней вспомнить сюжет. Рассказ, на первый взгляд, начинается банально: некий молодой человек приходит устраиваться на место бесследно исчезнувшего водителя автобуса. Его принимают и ставят на "шестьсот шестьдесят шестой маршрут". С самого начала старожилы водители косятся на него и сторонятся. По ночам молодого водителя преследует один и тот же кошмар, в котором он на конечной остановке зверски убивает заснувшего мужчину. Реки крови заливаю стекла и сиденья автобуса. Постепенно молодой человек начинает сходить с ума и в одну прекрасную ночь, в конце дежурства, убивает в автобусе человека, затем водой из шланга смывает забрызгавшую весь салон кровь. Сон как бы предвещает действительное событие. На этом водитель не останавливается. Дальше, больше. Он уже не ограничивается ночными убийствами и творит свои злодеяния при свете дня, используя для этого время обеденного перерыва. Пассажиры начинают жаловаться, что пол салона залит какой-то липкой жидкостью, а водитель автобуса самовольно меняет маршрут и не останавливается на остановках. Но молодой человек и сам начинает замечать за собой различные странности. Причем все построено так, что не возможно понять, в чем дело, происходит это наяву или это его бред. Люди стараются не встречаться с ним взглядом, жена забирает ребенка и уходит. Это не трогает мужчину, хотя раньше он души не чаял в дочке. На груди у него появляется и начинает гореть огнем число "666". Он перестает ходить в баню, чтобы кто-нибудь не заметил на его теле клеймо сатаны.”
Роман передернул плечами и посильней закутался в свою длиннополую куртку.
“Не надоел еще мой рассказ?” — поинтересовался Владимир.
“Нет, очень интересно, просто зябко немножко. Надо было надеть под рубашку майку, еще воздух по–настоящему не прогрелся, а то так и простудиться недолго, — он вытащил из кармана куртки перчатки и одел. — Продолжайте, я вас внимательно слушаю.”
Владимир смочил пивом пересохшее горло и продолжил свой рассказ:
“Еще молодой человек замечает, что после каждого убийства начинает беспричинно колесить по улицам города. Он берет карту и прослеживает на ней свои маршруты. Каждый раз это оказывается какая-то странная пентаграмма, причем незаконченная, и она всегда упирается в церковь, стену монастыря или реку. Будто какая-то сила не дает начертить на лике Москвы знак дьявола, возможно уже потирающего руки в надежде спровадить в ад души жителей этого достаточно грешного мегаполиса. По одному из древних преданий, подобная пентаграмма была начертана колесницей, ведомой каким-то распутным возничим, то ли в Содоме, то ли Гоморре [4] , после чего "и пролил Господь с небес на эти города серу и огонь". Но молодого человека не страшит это. Более того, он вновь и вновь не оставляет попытки после очередного своего убийства написать пентаграмму дьявола, словно в данном акте и заключается его предначертанное кем-то сверху назначение? Потерпев неудачу в старом городе, он рыщет по новым кварталам, но и там каждый раз то бывшие деревенские церквушки, то полуразрушенные часовни с покосившимися крестами, то река становятся на пути, не давая закончить его черное дело. Но хозяину сатанинского водителя мало приносимых в жертву ему, каждый божий день, людей, ему нужен весь город. И водитель, покупает все новые и новые карты, исчерчивая их всевозможными предполагаемыми маршрутами своего автобуса, убивает очередного человека и колесит, колесит по городу.”
4
Содом и Гоморра — два города, описанные в Ветхом завете, жители которых погрязли в грехах и распутстве и были за это испепелены ниспосланным с неба огнем.
Владимир замолчал и вновь приложился к бутылке с пивом.
“Это все?”
— спросил Роман.
“Да. Как, интересно?”
“Ничего. Но я бы в нем кое-что изменил. Водитель обнаруживает на карте, что маршрут адского автобуса должен был бы заканчиваться, в идеале, прямо в московском Кремле. И водитель направляет свой автобус с пассажирами прямо на Спасские ворота. Вот тогда данная новелла приобрела большую глубину, а так это всего лишь жутковатый рассказец.”
“Ну, какова жизнь, таковы и произведения наших писателей. Сейчас же на улицу стало страшно выходить. Чего только не наслушаешься днем на работе и не насмотришься вечером по телевизору. Одни истории с клодефилином, который подливают грабители в водку или пиво своим клиентам, чего стоят. Теперь даже за одним столиком в пивбаре боязно с незнакомым человеком постоять, поговорить за жизнь.”
“Да, это точно,” — кивнул Роман.
“Надеюсь, вы не носите с собой глазных капель?” — Спросил Владимир и весело рассмеялся.
“Нет, у меня с глазами, да и с головой, наверное, все в порядке. Я и так могу заработать.”
“Ну и как вы зарабатываете в наше смутное время? Если не секрет.”
“У меня совместное предприятие с братом. Точнее, он глава фирмы, продающей по договорам машины с отсрочкой в получении, а я просто исполнитель,” — тут Роман залпом допил бутылку, встал и отнес ее к стоявшей в двух шагах от скамейки урне.
“Кстати, как раз сегодня я воспользовался услугами одной такой организации. Платишь пять тысяч и получаешь через пару месяцев новую машину. Это очень удобно, большая экономия денег.”
“Ну, у нас не совсем так, как вы думаете,” — возвратившись к скамейке, но не садясь, задумчиво произнес молодой человек.
“Не понял…”
“Как бы вам сказать… Я брат того человека, в фирму которого вы отнесли свои деньги. А он никому не собирается предоставлять машины, тем более, не любит отдавать долги. Просто, часть денег, которые вручают ему клиенты, идут киллеру. Клиенты как бы сами оплачивают приведение в исполнение своего смертного приговора. Для брата это очень выгодный бизнес, а для меня — хороший приработок к зарплате водителя.”