— Пожалуйста, не надо! — Марина сделала попытку вырваться.

— Что я сказал? — Рявкнул главарь.

Двое парней вывернули ей руки и прижали к столешнице. Из уст Марины вырвался стон. Главарь ухмыльнулся, разорвал платье до конца, стянул трусики и обернулся к стоящему в стороне парню.

— Неплохая фигурка. Ты сегодня хорошо прошел крещение и наподдал этим вонючим евреям и демократам. Ты первый.

Парню явно было не по душе то, что здесь происходило. Он смущенно переступил с ноги на ногу. Взгляды его новых товарищей были направлены только на него.

Марина сделала еще одну попытку вырваться, но ее тут же пресекли двое парней. У нее не было сил даже кричать, слезы катились по щекам размывая тушь и макияж. Она только шептала:

— Отпустите, не надо.

— Давай! Ты не один! — Заорал на новенького главарь. — Народ ждет тебя!

Молодой человек расстегнул ширинку и шагнул к столу.

— Давай, Володька, покажи этой суке, — скаля гнилые зубы, загоготал один из неофашистов. — Пусть рассейских мужиков попробует, чтобы ее потом на пархатых жидов и вонючих негров не тянуло.

Парень вдруг застегнул ширинку и сказал:

— Да ну ее, пошла она в задницу. Еще заморский СПИД подхватишь.

Парни рассмеялись и отпустили Марину. Она медленно сползла со стола и, свернувшись клубочком возле ножки стола, заплакала:

— Что я вам сделала?

Никто из присутствующих не смотрел в ее сторону. Первый раж прошел, похоже, им сейчас было не по себе.

Главарь подошел к тумбочке у изголовья спящего, на которой стояла початая бутылка водки, налил себе полный стакан и выпил.

— За что, — всхлипнув, спросила Марина, — ведь я ничего вам не сделала?

— Ты еще здесь? — Не оборачиваясь, зло бросил он через плечо. — Понравилось?

— За что? — повторила женщина.

— Да уберите вы эту гниду отсюда, — взревел неофашист, — иначе я за себя не ручаюсь!

Владимир подошел к Марине, поднял ее, накинул ей на плечи свою черную длиннополую, украшенную черепами куртку и вывел из комнаты в полутемный двор огромного, еще дореволюционной постройки, дома.

— Извините меня, если сможете. Они вообще-то хорошие ребята, даже не знаю, что с ними такое сегодня случилось. Все из-за этой проклятой демонстрации. Не ходили бы вы ночью в таком виде по улицам.

Обшарпанная дверь, из которой они только что вышли, распахнулась и на фоне освещенного прямоугольника появился один из чернорубашечников, державший Марину за руки.

— Барахло пусть свое заберет, — сказал он и швырнул что-то к ногам Марины.

Дверь захлопнулась. Молодой человек поднял сумочку и, протянув ее женщине, спросил:

— Вас проводить?

Марина отрицательно покачала головой, взяла сумочку и, кутаясь в куртку, пошла со двора. Завернув за угол, она достала из сумочки газовый баллончик, которым она так и не смогла воспользоваться. Сжимая его в руке, стараясь держаться темных переулков и шарахаясь от одиноких прохожих, Федорова добралась до своей машины. Только приехав домой, и забравшись в горячую ванну, она дала волю своим чувствам. До чего же паскудно была устроена жизнь, что за чертово невезение…

Встречу, в воскресенье девятого июня, Артист назначил на десять часов утра. Для Валентина Александровича это была ужасная рань, он не привык вставать раньше одиннадцати. Мало того что киллер, наотрез отказавшись говорить с помощником Маркова о деле, назначил такое время для встречи, так еще и настоял на встрече в помещении какого-то полуразрушенного склада. Все это здорово раздражало не выспавшегося Маркова, но ничего не поделаешь, с причудами Артиста (никто не знал его настоящего имени) приходилось считаться. Он стоил того.

— Он уже здесь, — влетел в помещение склада запыхавшийся помощник и условным жестом показал, что гость проверен на оружие и наличие электронных записывающих устройств.

Марков взглянул на часы. Ровно десять. Что ж, Валентин Александрович тоже любил точность. Он поднял голову. Рядом с его помощником стояла какая-то старая карга в дурацкой черной шляпке с вуалью.

— А это еще кто такая? — раздраженно спросил “главный сутер”.

Женщина положила руку в перчатке на плечо помощнику Маркова и вдруг неожиданно низким мужским голосом сказала:

— Иди погуляй, я бы хотел побыть с “мамочкой” наедине.

В этом месте Артист снял свою шляпку, и Валентин Александрович, поняв свою ошибку, улыбнулся:

— Неплохо.

— Мне не хотелось, что бы еще кому-нибудь стало известно о нашей встрече. Я не люблю афишировать свои связи. Всегда найдется человек который может прикинуть кое-что к носу и сделать кой–какие выводы. Это и в ваших интересах.

— Если вы так блюдете свою и мою репутацию, почему не согласились договориться обо всем с моим помощником.