Шрифт:
– Котик!
– взвизгнула я, как только рука была убрана, и я получила возможность вербально выражать свои эмоции. Воплем дело не ограничилось, и я бросилась парню на шею. Наверное, спросонья я плохо контролирую свои чувства.
Тихомиров ответил, крепко прижав меня к себе и уткнувшись в мои волосы.
– Я так скучал!
– прошептал он. И мне было совершенно все равно, что я думала о нем всего несколько дней назад, что я собиралась держаться от него подальше, что хотела исключить его из своей жизни.
– Я тоже!
– так же прошептала я. И тут до меня стало доходить: я заспанная, зубы не чистила, и, о, ужас! я в сорочке. А ночнушка у меня не то, чтобы особо сексуальная, во всяком случае, не прозрачная, но ее очень мало. Начиналась она так, что едва прикрывала грудь, а заканчивалась, почти не прикрывая попу.
Я вскочила и, схватив домашнюю одежду, попыталась выбежать из комнаты, чтобы переодеться, но была остановлена крепким хватом запястья.
– Стоять! Что это?!
– а вот об этом я совсем забыла. Синяки, покрывавшие мое тело немного потеряли яркость и теперь вместо изысканного синего приобрели жизнерадостный желтый оттенок, но менее заметными они не стали. Совершенно обнаглев, Кот задрал мою сорочку чуть не до груди, но я вовремя оттолкнула его руки и вырвалась. Нет, вовремя не вышло, судя по побелевшим, крепко сжатым губам, видел он больше, чем достаточно.
На этот раз я смогла укрыться в уборной, чтобы срочно сменить наряд. Так я чувствовала себя гораздо увереннее, если бы еще не мучило чувство вины, непонятно за что.
– Котик, я сварю тебе кофе?
– мне очень не понравилось, что он так и остался сидеть на моей кровати, закрыв руками лицо. Тихомиров не ответил, и я подумала, что, возможно, это - не самая лучшая идея, ему бы молочка тепленького с чем-нибудь успокоительным.
Когда я вернулась с готовым напитком, он продолжал сидеть в той же позе.
– Котик, что-то ты нервный сегодня. Выпей, пожалуйста...
Он покорно взял чашку, устало, даже, наверное, обреченно посмотрел на меня, и, молча, сделал пару глотков.
– Ничего не хочешь рассказать?
– я только отчаянно замотала головой.
– Не боишься, что пострадают невиновные?
– Какие?
– заинтересовалась я.
– Димка?
– Он причем? Или у тебя во всем брат виноват?
– А кто виноват?
– Никто, упала неудачно.
Он резко поставил чашку на столик, так что она развалилась на две совершенно идентичные части, и содержимое некрасивой черной лужей стало неукротимо разливаться по столу, стремясь к его краю. Парень встал и вышел из моего дома, на ходу застегивая куртку. Мне осталось только пожимать плечами и спасать мебель и пол от кофе. Надо со всем этим что-то делать, близкое общение с этими парнями начисто лишает меня разума, и это не есть хорошо. Кажется, фраза: 'надо что-то делать' становится моим девизом.
Во второй половине дня позвонил Тихомиров, и я засомневалась, стоит ли отвечать. Сомневалась я зря - ничего страшного меня не ожидало.
– Ты любишь лошадей?
– своевременный вопрос, правда? Люблю животных, но лошади, они такие большие... Даже не знаю... Только Тихомиров, по всей видимости оценил мое молчание, как согласие и жизнерадостно сообщил: - тогда, едем кататься верхом.
– Думаешь, это - хорошая идея?
– кажется, я повторяюсь.
– Я не умею.
– Научишься!
– Не разделяю твой оптимизм. А мы вдвоем поедем?
– А сколько надо?
– Димку позовем?
– О! да ты - девушка с воображением!
– Что за пошлые намеки! Я опасаюсь с тобой оставаться наедине.
– Какое наедине? А лошадки?
– я засмеялась, живо вообразив лошадок-вуайеристок.
– Едем втроем, а то я тебя один не подниму тебя, когда ты свалишься, как любишь это делать - разъелась ты в последнее время.
– Что?! Я разъелась?! Ах, ты...
– Через час будь готова, - перебил Тихомиров, - и не обедай, а то лошадь не поднимет!
Хорошо, он трубку положил, а то, я бы ему много чего еще сказала. Вообще, это было не самой лучшей идеей. Дело в том, что я боюсь высоты. Не так, чтобы до паники и не так, чтобы в самолете не летать, но если подо мной нет устойчивой поверхности, чувствую себя весьма некомфортно. Пока я общалась с животными, гладя бархатные морды и скармливая овощи прямо с ладони, все было прекрасно, но когда меня стали уговаривать сесть на милую, спокойную, флегматичную черную лошадку, которую звали, по странной фантазии хозяина Белоснежкой, я поняла, что совершила ошибку, приехав сюда.