– Чего, чего?

– Я сделала тебе комплимент, – засмеялась она.

– А, мои. Ну да. Зеленые.

Круто, Одинец, круто.

– Так вот, я думаю, что формула должна быть гораздо сложней. Такой, чтобы полная бестолочь в математике вроде меня в ней ничегошеньки не поняла.

Подъехавшая сзади машина посигналила, и Колин тронулся с места.

Когда они припарковались на просторной стоянке у дома престарелых, было решено оставить пять переменных:

Они сидели в машине, опустив стекла. Воздух был теплым и липким, но не душным. Колин делал наброски новых идей и объяснял их Линдси, наблюдавшей за тем, как он чертит графики, и время от времени что-то подсказывающей.

Через полчаса он уже чертил один за другим хмурые графики подвида «она-бросила-меня». Но все эти графики неверно отображали время. Роман с Катериной XVIII, продолжавшийся несколько месяцев, казался ничуть не длиннее и не важнее романа с Катериной V, в объятьях которой он провел три с половиной недели. Похоже, он создал слишком простую формулу. И изменял ее совершенно беспорядочным образом. Что, если возвести привлекательность в квадрат? Что, если добавить синусоиду сюда и дробь туда? Он попытался смотреть на формулу так, будто она была связана не с математикой, которую он терпеть не мог, а с языками, которые обожал. Постепенно он стал воспринимать ее как попытку что-то сообщить. И принялся дробить переменные, чтобы с ними было легче работать. Он предвидел, как будет выглядеть график еще до того, как подставлял значения переменных, и формула становилась все сложнее и сложнее, пока не стала казаться ему – как бы сказать, чтобы не прозвучало тупо, – красивой.

После часа работы в машине формула выглядела вот так:

– По-моему, почти то, что нужно, – сказал он наконец [63] .

– Да, я в ней ничегошеньки не понимаю, так что, мне кажется, ты точно добился успеха, – засмеялась Линдси. – Ладно, пойдем к старичью.

Колин бывал в доме престарелых лишь однажды. Когда ему было одиннадцать, они с папой поехали в выходные в Пеорию, штат Иллинойс, чтобы навестить троюродную тетку Колина, Эстер, которая в то время лежала в коме, и поэтому с ней было не очень весело.

Но этот дом – он назывался «Закатные земли» – произвел на него самое благоприятное впечатление. На лужайке за столиком играли в карты четыре премилые старушки в широкополых соломенных шляпах.

– Неужели это Линдси Ли Уэллс? – воскликнула одна из них, и Линдси поспешила к столу.

Женщины тут же отложили карты, чтобы обнять девочку, потрепать ее за пухлые щечки. Оказывается, Линдси знала их по именам – Джолин, Глэдис, Карен и Мона. Джолин сняла шляпу, обмахнула лицо и сказала:

– Линдси, какой у тебя красивый мальчик! Неудивительно, что ты теперь так редко нас навещаешь.

– Ох, Джолин, он не мой мальчик. Простите, что редко бываю у вас. В школе грузят, да еще Холлис заставляет работать в магазине до седьмого пота.

Женщины принялись обсуждать Холлис. Только через пятнадцать минут Колин смог включить диктофон и задать первый из четырех вопросов. Он вовсе не возражал, что Джолин назвала его красавчиком, да и вообще старичье показалось ему очень милым.

Мона, женщина с пигментными пятнами на коже и марлевой повязкой на левом глазу, на вопрос «Что особенного в Гатшоте?» ответила так:

– Ну, например, фабрика платит мне неплохую пенсию. Я на пенсии без малого тридцать лет, а Холлис все еще покупает мне подгузники. Да, я ими пользуюсь! Когда я смеюсь, всегда писаюсь! – весело сказала она и громко засмеялась.

Линдси, как показалось Колину, была для старичья кем-то вроде рок-звезды. Весть о том, что она приехала, распространилась по дому престарелых, и все больше его обитателей выползало на лужайку, чтобы побыть рядом со своей любимицей. Колин ходил от одного старика к другому, записывая ответы, но в конце концов уселся и стал ждать, когда Линдси подведет к нему следующего.

Больше всего ему понравилось интервью с мужчиной по имени Рой Уокер.

– Ума не приложу, – сказал Рой, – что такого интересного я могу рассказать. Но я с удовольствием поболтаю с вами.

Рой начал говорить о том, как работал начальником ночной смены в «Гатшот Текстайлс», но потом внезапно умолк и сказал:

– Видишь, как мы все любим малышку Линдси? Мы ее вырастили, мы помним ее с рождения, помним, когда ее было от мальчишки не отличить, помним и с синими волосами. Раньше я видел ее раз в неделю, а то и чаще. Каждую субботу она приносила мне баночку «будвайзера», благослови ее Господи. Я точно знаю одно, сынок, – сказал он, и Колин подумал, что старики всегда говорят «одно» про то, что точно знают, – на свете есть люди, которых любишь, несмотря ни на что.

Закончив интервью, Колин последовал за Роем к Линдси. Она беспечно крутила локон меж пальцев, но при этом пристально смотрела на Джолин.

– Так что ты сказала, Джолин?

– Я говорила Хелен, что твоя мама собирается продать двести акров земли на Епископском холме моему Маркусу.

– Холлис продает землю на Епископском холме?

– Ну да. Маркус хочет построить там… Забыла, как называется.

Линдси прикрыла глаза и вздохнула.

– Недвижимость? – спросила она чуть погодя.