– Я бы злейшему своему врагу не посоветовал… – начал я.

– Что с вами такое? – вскричал Честер. – Я думаю назначить ему хорошее жалованье… конечно, когда дело наладится. А работа пустяшная – попросту ничего не делать. Будет расхаживать с двумя шестизарядными револьверами у пояса… Имея при себе два револьвера, он может не бояться сорока кули: ведь он будет единственным вооруженным человеком. Дело значительно лучше, чем кажется. Я хочу, чтобы вы помогли мне его уговорить.

– Нет! – крикнул я.

Старый Робинсон уныло поднял на секунду свои тусклые глаза. Честер посмотрел на меня с бесконечным презрением.

– Значит, вы бы не стали ему советовать? – медленно проговорил он.

– Конечно нет, – ответил я с негодованием, словно он просил моей помощи, чтобы убить кого-то. – Кроме того, я уверен, что он бы не согласился. Он сильно подавлен, но, насколько мне известно, – в своем уме.

– Ведь он действительно ни на что не годен, – вслух размышлял Честер. – Мне он как раз подошел бы. Если бы вы только могли брать вещи, как они есть, вы бы поняли, что это самое подходящее для него дело. Помимо этого… Как! Да ведь это единственный в своем роде случай!

Вдруг он рассердился:

– Мне нужен человек. Слышите!..

Оп топнул ногой; на лице его появилась неприятная усмешка.

– Во всяком случае, я могу поручиться, что остров не затонет, а парень, кажется, на этот счет чувствителен.

– До свидания, – коротко сказал я.

Он посмотрел на меня так, словно я был круглым дураком.

– Пора нам в путь, капитан Робинсон, – заорал он вдруг в самое ухо старику. – Эти дельцы нас ждут, чтобы заключить сделку.

Он решительно взял своего партнера под руку, повернул его кругом, а затем неожиданно оглянулся на меня через плечо.

– Я хотел оказать ему услугу, – заявил он таким тоном, что я вскипел.

– Не благодарю вас – от его имени, – отозвался я.

– О, вы чертовски язвительны, – усмехнулся он. – Но вы такой же, как и все. Витаете в облаках. Посмотрим, что вы для него сделаете.

– Не знаю, хочу ли я вообще что-нибудь для него делать.

– Не знаете? – захлебнулся он от злости. Седые усы его свирепо ощетинились, а подле него знаменитый Робинсон, опираясь на зонт, стоял, повернувшись ко мне спиной, терпеливый и неподвижный, словно заезженная извозчичья кляча.

– Я не нашел острова с гуано, – сказал я.

– Убежден, что вы бы его и не увидели, даже если бы вас подвели к нему за руку, – быстро откликнулся он. – Здесь нужно вещь увидеть раньше, чем вы можете ее использовать. Проникнуть в самую суть – вот что!

– И заставить других увидеть, – подсказал я, бросив взгляд на согбенную спину Робинсона.

Честер набросился на меня:

– Не беспокойтесь, у него глаза хорошие. Он – не щенок.

– О господи, конечно нет, – сказал я.

– Идемте, капитан Робинсон, – заорал он, с грубой почтительностью заглядывая старику под шляпу. Страшный Робинсон покорно подпрыгнул. Их ждал призрак парохода и счастье на том прекрасном острове! То была любопытная пара аргонавтов. Честер шагал не спеша, с видом победителя, хорошо сложенный и представительный, а Робинсон, долговязый, худой, согбенный, уцепился за его руку и отчаянно торопился, волоча тощие ноги.

Я не отправился тотчас же на поиски Джима потому только, что мне действительно было назначено свидание, которым я не мог пренебрегать. Затем злая судьба пожелала, чтобы в конторе моего агента я наткнулся на одного парня, только что вернувшегося с Мадагаскара и задумавшего какое-то удивительное предприятие. Оно имело отношение к скоту, патронам и принцу Равонало, но стержнем всего являлась глупость какого-то адмирала, – кажется, адмирала Пьера. Все вертелось вокруг этого, и парень не мог найти достаточно сильные слова, чтобы выразить свою уверенность в успехе. У него были круглые глаза, выпученные и блестевшие, как у рыбы, и шишки на лбу; волосы, длинные, без пробора, были зачесаны назад. С торжествующим видом он повторял свою излюбленную фразу:

– Минимум риска и максимум прибыли – вот мой девиз. А что?

Он довел меня до головной боли, испортил мне завтрак, но вытянул из меня все, что ему было нужно. Отделавшись от него, я немедленно отправился к морю.

На набережной я увидел Джима, перегнувшегося через парапет. Три лодочника-туземца, спорившие из-за пяти анна, страшно шумели у него под боком. Он не слышал, как я подошел, но круто повернулся, словно легкое прикосновение моего пальца сняло чары.

– Я смотрел… – пробормотал он.

Не помню, что я ему сказал, – во всяком случае, много слов мне не пришлось потратить, чтобы уговорить его идти со мной в отель.

Он последовал за мной, податливый, как маленький ребенок, послушно, отнюдь не протестуя, словно он все время ждал, что я приду и уведу его. Мне бы не следовало так удивляться его сговорчивости. На всем земном шаре, который одним кажется таким большим, а другие считают его меньше горчичного семени, не было места, куда бы он мог… как это сказать?.. куда бы он мог удалиться. Вот именно! Удалиться – остаться со своим одиночеством.