Тао Юань-мин (годы жизни: 365–427) — китайский поэт, величайший из мастеров древности.
В годы Тайюань правленья дома Цзинь человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание.
Он плыл по речушке в лодке и не думал о том, как далеко он оказался от дома.
И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев, что обступили берега на несколько сот шагов; и других деревьев не было там, — только душистые травы, свежие и прекрасные, да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.
Рыбак был очень поражён тем, что увидел, и пустил свою лодку дальше, решив добраться до опушки этого леса. Лес кончился у источника, питавшего речку, а сразу за ним возвышалась гора. В горе же был маленький вход в пещеру, из которого как будто выбивались лучи света. И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру вначале такую узкую, что едва пройти человеку.
Но вот он сделал несколько десятков шагов, и взору его открылись яркие просторы — земля равнины, широко раскинувшейся, и дома высокие, поставленные в порядке.
Там были превосходные поля и красивейшие озёра, и туты, и бамбук, и многое ещё, межи и тропинки пересекали одна другую, петухи и собаки перекликались между собою.
Мужчины и женщины, — проходившие мимо и работавшие в поле, — были так одеты, что они показались рыбаку чужестранцами; и старики с их пожелтевшей от времени сединой, и дети с завязанными пучками волос были спокойны, полны какой-то безыскусственной весёлости.
Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились и спросили, откуда и как он явился.
Он на всё это им ответил.
И тогда они пригласили его в дом, принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение. Когда же по деревне прошёл слух об этом человеке, народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.
Они говорили: «Деды наши в старину бежали от жестокостей циньской поры, с жёнами и детьми, с земляками своими пришли в этот отрезанный от мира край и больше уже отсюда не выходили, так и расстались со всеми теми, кто живёт вне этих мест».
Они спросили, что за время на свете теперь, не знали они совсем ничего ни о Хань и, уж конечно, ни о Бэй и ни о Цзинь.
И этот человек подробно, одно за другим, рассказал им всё то, что знал он сам, и они вздыхали и печалились, и все они без исключения, радушно приглашали его в гости к себе в дома и подносили ему вино и еду.
Пробыв там несколько дней, он стал прощаться.
Обитатели этой деревни сказали ему: «Только не стоит говорить о нас тем, кто живёт вне нашей страны».
Он ушёл от них и снова поплыл в лодке, держась дороги, которою прибыл, и всюду-всюду делая отметки.
А вернувшись обратно в Улин, он пришёл к правителю области и рассказал обо всём, как было. Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком и поискали бы сделанные им отметки, но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.
Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Нанъяне и прославившийся как учёный высоких правил, узнав обо всём, обрадовался, стал даже готовиться в путь, но так и не успел: он вскорости заболел и умер.
А после и вовсе не было таких, кто «спрашивал бы о броде»!
Вот что было при Ине: он нарушил порядок неба, И хорошие люди покидали мир неспокойный. Ци с друзьями седыми на Шаншани в горе укрылись, Люди повести этой тоже с мест насиженных встали. И следы их былые не нашлись, как канули в воду, И тропинки их странствий навсегда заросли травою… Каждый кличет другого, чтобы в поле с утра трудиться, А склоняется солнце, и они отдыхать уходят… Там бамбуки и туты их обильною тенью дарят. Там гороху и просу созревать назначены сроки. Шелкопряды весною им приносят длинные нити, С урожаем осенним государевых нет налогов. На заглохших дорогах не увидеть путников дальних. Лай собак раздаётся, петухи отвечают пеньем. Форму жертвенной чаши сохраняют они старинной, И на людях одежды далеки от новых покроев. Их весёлые дети распевают свободно песни, Да и старцы седые безмятежно гуляют всюду. Зацветают растенья — люди помнят — с теплом весенним, Облетают деревья — им известно — с осенним ветром. Хоть они и не знают тех наук, что считают время, Всё же строятся сами в ряд четыре времени года. Если мир и согласье, если в жизни радостей много, То к чему ещё нужно применять учёную мудрость?.. Это редкое чудо пять веков как спрятано было, Но в прекрасное утро мир нездешний для глаз открылся. Чистоту или скверну не один питает источник. Мир открылся, но снова возвращается в недоступность… Я спросить попытаюсь у скитающихся на свете, Что они понимают за пределом сует и праха. Я хотел бы тотчас же устремиться за лёгким ветром, — С ним подняться бы в выси, с ним искать бы тех, кто мне близок!