— Длинное Копье сумеет защитить тебя. Мы не хотим быть тебе в тягость, — ответил Матотаупа со своим обычным достоинством. — Мы останемся в цирке. Там есть дакоты, с которыми нам легко договориться. Мы хотим еще многому научиться, мы хотим повидать города белых людей. Белые люди не будут обращаться с нами как с собаками, ведь они дают нам вперед деньги, а с деньгами мы можем от них и уйти.

Художник стал было возражать, но не особенно уговаривал дакотов, так как боли у него не прекращались и карета уже стояла у дома.

— Вот и второй раз мы расстаемся, — сказал он наконец. — Вторая наша встреча с вами оказалась очень кстати, твоя помощь, Матотаупа, была для нас просто спасением. Но если нам все-таки приходится расставаться — ты сам этого хочешь, — то давай попрощаемся.

Матотаупа вынул из кармана золотое зерно, найденное Харкой в ручье Блэк Хилса, которое было надежно спрятано, а теперь снова оказалось в его руках.

— Этот блестящий камень я хотел бы подарить для цепочки Длинного Копья. Мне нехорошо, когда в руках у меня золото.

Длинное Копье взял золотое зерно с тем невозмутимым спокойствием, с которым индейцы принимают подарки. Взамен он передал Матотаупе тяжелый кожаный мешочек.

— Далеко Летающая Птица и я — Длинное Копье — оба мы не хотели, чтобы вы нас покидали. Это так. Возьми же от нас этот прощальный подарок, это мы оба тебе дарим. Я уверен, что ваши имена станут хорошо известны в прериях, в Скалистых горах и в городах белых людей, как имена смелых и справедливых воинов. Я сказал, хау.

Опираясь на Длинное Копье и Матотаупу, художник спустился по лестнице к карете.

Хорошо откормленные лошади били копытами. Художник забрался в карету, его укутали одеялами и уложили на сиденье. Принесли багаж. Длинное Копье дал хозяину и портье на чай и при хозяине же сказал Матотаупе, что за комнату и корм для лошадей обоих индейцев заплачено вперед за три недели.

Кучер взмахнул кнутом, и четверка рванула с места быстрой рысью. Длинное Копье поднял своего коня в галоп, лошадь художника была у него в поводу.

Матотаупа и Харка долго смотрели вслед своим друзьям. Когда они вернулись в комнату, Матотаупа открыл мешочек. В нем были золотые и серебряные доллары. Харка стал рассматривать отчеканенное на монетах изображение: орел держал в своих лапах ветку и молнию.

— Смотри, отец, — орел. Ветка и молния!

— Да, молния, — произнес Матотаупа…

Индейцы решили покинуть гостиницу. Главной причиной было то, что им затруднительно объясняться с белыми. Они уже достаточно хорошо понимали английскую речь, но говорить им еще было очень трудно. Это могло вызвать осложнения, и они боялись, что из-за этого и отношение к ним будет плохое.

Отец с сыном пошли в цирк. Им довольно долго пришлось ждать у фургона, пока директор их принял.

Когда, наконец, директор и режиссер готовы были говорить с Матотаупой, режиссер прежде всего предупредил, что договор вступит в силу, только когда будет проведено испытание. Матотаупа не согласился и оставался тверд в своем решении так же, как и в пустыне во время спора о патронах с Биллом, выдержавшим сорок единоборств. Наконец разозленный директор крикнул:

— Ерундой занимаетесь, детской игрой! И зачем вы привели ко мне этих индсменов! Еще нет никакого номера, еще ничего не готово, а вы являетесь ко мне как Понтий Пилат и умываете руки! Эллис, если вы не можете лучше работать, закрывайте лавочку! Как вы, такой беспомощный человек, еще собираетесь что-то затевать!..

— Мы должны…

— Заткнуть глотку и выйти вон! Я занят кредитами. Если вы все проспали, то с добрым утром!.. Можете убираться!..

— До тех пор, пока вы не получите кредита и у вас не улучшится настроение? — с издевкой спросил режиссер.

Он получал жалованье как помощник режиссера, но все дела цирка касались его. Он исполнял по меньшей мере три должности: администратора, режиссера и инспектора манежа. В основном к нему обращались как к режиссеру, на самом же деле он был правой рукой директора, понимал, что тот без него не обойдется, и на гневные вспышки директора действовал как вода на огонь.

Эллис вывел дакотов из фургона, в который они попали, видимо, совсем не вовремя, и крикнул Буффало Билла. Двое рабочих цирка и три артиста, которые работали поблизости, бросили свое дело и отправились на поиски. Буффало Билл явился в сопровождении Поющей Стрелы и распорядителя Луиса, манера которого говорить сквозь зубы вызывала у Харки неприятные воспоминания. Буффало Билл держал себя так, как будто не его позвал режиссер, а он сам пригласил режиссера на аудиенцию.

— Испытать индейцев. Если они на что-нибудь способны, — оставить здесь, — сказал Эллис.

Билл, покручивая кончики своих усов, измерил Матотаупу с ног до головы и приказал Поющей Стреле перевести его слова.

— Мне мои краснокожие братья нравятся. Мы будем вместе работать и стрелять. Где ваши кони?

Харка привел Серого и Рыжего, которые были привязаны к фургону директора, и вместе с Биллом и Поющей Стрелой они направились на арену. Билл приказал, чтобы привели его коня. Это было гораздо более крупное и статное животное, чем полудикие мустанги индейцев. Вместе с обоими дакотами и Поющей Стрелой Билл проехался по кругу, потом уронил платок на землю, и Харка без труда на полном скаку поднял его. Билл с удовольствием любовался, как оба дакота легко сваливаются под брюхо лошади и так же ловко вновь оказываются на спине ее. Во весь опор подскакав к Биллу, дакоты остановились, подняв коней на дыбы и чуть не задев его. Это ему пришлось особенно по вкусу.