Шрифт:
– Сейчас поймешь… Но здания, конечно, имеют свои неудобства. У них лестницы как детские горки. Подняться на второй этаж – настоящий подвиг.
– Это они? – содрогнувшись, спросил Казимир.
– А что, не нравятся? – улыбнулся Алек.
– Бр-р! Как в страшном сне…
– Вблизи они выглядят симпатичнее, – сказал Алек. – И, в конце концов, никакой опасности, что тебя пригласят танцевать. Они глухонемые.
– Ах вот как!
Казимир снова стал наблюдать, молча и сосредоточенно.
– Можно кое-как выдержать. У исследователей Алфагея меньше шансов, чем у тебя. Они тебе не причинили вреда, Алек?
– Позднее я тебе расскажу. А сейчас у нас хорошие отношения, ведем философскую дискуссию.
– О чем?
– Старые, вечные темы…
– Алек, ты ничего от меня не скрываешь? Где Дирак?
– Не беспокойся, он в полной исправности, – ответил Алек. – Они содержали нас как пленников, но теперь мы свободны. При одном условии: надо доказать, что наш звездолет существует на самом деле.
Опасная искра мелькнула в глазах пилота:
– Ну это не проблема…
– Нет, нет, прошу тебя, Казимир, не наделай глупостей. От тебя требуется только одно: вечером, в одиннадцать часов, запустить сигнальную ракету… Выбери самую яркую.
– Ты уверен, что вы в полной безопасности? – нахмурившись, спросил Казимир.
– Уверен.
– Сколько времени предполагаешь еще провести там?
– Думаю, еще дней десять.
– И все-таки, прошу тебя, будь осторожен… Если что с вами случится, планета их лопнет как мыльный пузырь.
– Не подозревал, что ты такой кровожадный, – улыбнулся Алек. – Но скажи, что у тебя?
– А что у меня может быть? – пожал плечами Казимир. – Скука смертная. Подумываю, уж не смонтировать ли Дирака-второго, а то и поболтать не с кем.
– Неплохая идея. Только не забудь демонтировать его к тому времени, как мы вернемся.
– А что?
– Ну как тебе сказать… Может быть, Дираку-первому будет неприятно увидеть свое второе «я».
Казимир засмеялся.
– Ты все такой же, – сказал он. – Передай привет Дираку. Может быть, среди этих гусениц у него развились чувства.
– Багратионов не исключает такой возможности…
– Не смеши меня!
– Я кончаю, Казимир, – сказал Алек. – Отныне будем поддерживать регулярную связь.
– Ты что, приглашен на банкет?
– Слава богу, эта беда меня миновала, – улыбнулся Алек. – В меню нет ничего, кроме хлорофилла. А иногда даже и он искусственный.
– Не позавидуешь тебе…
– До свиданья, Казимир!
Экран погас.
9
Алек сидел на своем мягком стуле без спинки и думал о том, насколько быстро приспосабливается человеческое сознание к самой странной обстановке. Теперь все ему представлялось естественным, и даже мохнатое лицо Лоса казалось почти человеческим. Все-таки он не мог сдержать улыбки, когда президент планеты Вар с удивительной ловкостью стал карабкаться по отвесной стене к одному из верхних шкафов библиотеки. Лос вернулся, держа в руках легкую металлическую пластинку, похожую на гравюру.
– Это первый Лос нашей планеты, – сказал он. – Его называли Лосом Философом.
Алек удивленно посмотрел на него.
– Дирак говорил мне, что у вас нет такой науки.
– Да, теперь и правда нет, – ответил Лос. – Три века назад она была отменена специальным указом Совета.
Алек усмехнулся.
– Это нельзя назвать свободой мысли.
– Не знаю, какой смысл вы вкладываете в слово «свобода», Алек. Для нас это отсутствие принуждения. У нас свобода каждому индивиду гарантирована в рамках наших законов и традиций.
– Для нас это значит несколько больше, – снова усмехнулся Алек. – Мы ни в коем случае не мешаем людям думать, о чем они хотят, а также излагать свой мысли в письменной форме.
Лос задумался.
– Не знаю, разумно ли это, – сказал он.
– И все же почему надо было запрещать философию?
– Она просто оказалась ненужной, – ответил Лос. – Наша философия пыталась открыть законы развития. Эти законы нам дала наука. А что касается самых общих закономерностей и самых общих целей, то мы пришли к выводу, что нет иных законов развития, кроме тех, которые предлагает сама природа: развитие индивида от низшей стадии к высшей.
– Все ясно и просто, – пробормотал Алек. – И все же, надо полагать, были и другие мнения?
– Были, конечно, – кивнул Лос. – Особенно сильным было монистическое учение, проповедовавшее взгляды, подобные вашим. Они считали, что природа разумного существа должна быть единой и неделимой и что наука должна стараться обеспечить это единство. К этой школе принадлежал самый известный их философ по имени Син Темный. Сейчас я вам его покажу.
Лос снова вскарабкался по полкам и принес тонкую книжку, отпечатанную на какой-то особенной бумаге. На титульном листе была помещена фотография, которая сразу приковала внимание Алека.