Однажды вечером мы разожгли на речке костёр, а на следующий день, ближе к вечеру, Мария взялась мыть машину. Я немного помогла ей, потом, когда моей помощи уже не требовалось, я оставила Марию протирать машину насухо и пошла домой. В коридоре встретила Мацека, предложившего поиграть в пинг-понг.

Спортивный зал со столом для пинг-понга находился на первом этаже, одна стена в нем была целиком застеклена. Мы договорились: попозже Анка покажет Марии, где зал, и они к нам присоединятся. Мы начали играть.

Играли долго, уже при включённом свете, Анка и Мария так и не пришли. В конце концов я устала, мы отдали ракетки каким-то подросткам и поплелись наверх.

Я включила свет и через балкон направилась к Марии — у нас множество вещей было общих: грелка, термос, чай и тому подобное. Мне что-то понадобилось.

Мария сидела за столом и решала кроссворд. Подняла голову, взглянула на меня.

— Где ты была?!! — не своим голосом заорала она. Я удивилась.

— Внизу. Играла с Мацеком в пинг-понг. Я думала, ты тоже придёшь. Анка ведь собиралась тебя про водить.

— Иисусе Христе, — только и ответила Мария. Выяснилось, что протерев машину, она отправилась наверх и встретила Анкину мать.

— А где все остальные?

— Спят, — сообщила та.

У Марии не было повода усомниться в правоте её слов. С балкона она увидела Анкины ноги на постели и тем более уверилась, что вся команда так рано завалилась спать. Мария тихонько пробралась ко мне, взяла термос и вернулась к себе. И вдруг её осенило — ведь меня в комнате нет. Она поспешила ко мне, осмотрелась повнимательнее. Меня не было. Вторая кровать тоже пустовала. Мария заволновалась: явно что-то стряслось.

Шесть раз она ходила туда и обратно, ощупывала кровати, заглядывала под них, разнервничалась ужасно, села за кроссворд и то и дело заглядывала ко мне — вдруг я все-таки на месте, а она меня не видит.

— Почему же ты свет не включила? — упрекнула я.

— Да боялась тебя разбудить. Напереживалась я, ты себе не представляешь! Решила, что не иначе у меня с головой неладно: ты спишь, а я тебя не вижу!

Мария сберегла бы себе нервы, если бы, как намеревалась, вымыв машину, прогулялась на речку и посмотрела, нет ли нас на месте, где вчера жгли костёр. Она непременно прошла бы мимо спортзала и через стеклянную стену увидела бы Мацека и меня.

На обратном пути в Варшаву Мария не переставая рассказывала о тяжёлых переживаниях — о смерти всех своих близких, родных, друзей. Вспоминала болезни, смерти, похороны. Поддавшись настроению, я довольно долго слушала и наконец не выдержала:

— Ну что ты к этой теме прицепилась? — одёрнула я её. — Поговорила, и хватит.

— Сама не пойму, — смутилась Мария. — И что это на меня нашло.

Я давно уже уверовала в телепатию. Вернулась я домой, смотрю, автоответчик мигает. Включила.

Тереса сначала сообщила, что Тадеуш заболел, а затем, что скоропостижно умер. На мгновение я подумала, уж не выпила ли она…

Тадеуш действительно скончался. Единственное утешение для потрясённой семьи — умер счастливым. Сам успел сказать Тересе, сидевшей рядом, что он совершенно счастлив. Через полчаса его не стало. Внезапный, глубокий коллапс, «скорая» опоздала. Тадеуш хотел умереть в Польше, его желание исполнилось.

Вскоре умерла от рака тётя Ядя. Она лежала дома, за ней ухаживала патронажная сестра, мы обманывали больную до конца, уверяя, будто никакого рака у неё нет. По случаю похорон тёти Яди, через сорок девять лет, я встретилась с моей двоюродной сестрой Ягусей, той самой, которая в возрасте девяти месяцев пыталась добраться до цыплят.

Умер и дядя Юрек. Моего двоюродного брата Михала я видела, когда он был уже взрослым мужчиной, и встречалась с ним исключительно на похоронах.

Моя мать подорвала своё здоровье голодовкой и серьёзно заболела. Я привела к ней чуть не всю Медицинскую академию. Сестры, сменяясь, дежурили круглые сутки. Мать хотела видеть Тересу и возмущалась, почему та не приезжает.

Тереса решила вернуться в Польшу. После смерти Тадеуша ей, естественно, пришлось поехать в Канаду, уладить все необходимые дела, а затем начать хлопоты здесь. Я нанесла одиннадцать визитов в разные организации, на три недели выключившись из жизни. Все из-за того, что наши бюрократические инструкции взаимно исключают друг друга, а организации, руководствующиеся оными инструкциями, старательно избегают контактов между собой. Тересу нельзя было прописать постоянно, а без постоянной прописки она не могла получить гражданство, а без гражданства нельзя прописать постоянно — в общем, порочный круг. С неё к тому же требовали переведённую и заверенную нотариусом справку о том, что под судом и следствием она не состояла. Из районного бюро я выцарапала свидетельство о смерти Тадеуша. При этом выявилась удивительная инструкция: свидетельство может получить исключительно то лицо, которое заявило о смерти. Другому человеку не выдадут. Чистая случайность, что этим лицом оказалась я. В равной степени им могла быть Томира, ведь она находилась рядом. А как быть, если бы и я за это время умерла?..

Я все-таки пробилась через все идиотские заслоны. Думаю, помогла только моя неистовая ярость. Ну и ещё одна интеллигентная женщина, работавшая в районном бюро и способная с первого взгляда отличить турецкого афериста от канадской пожилой женщины. Я пообещала этой женщине не сообщать её имени.

Тереса наконец приехала, и распределили мы её по частям. Прописана она была у меня, жила у моей матери, а её вещи лежали в гараже у детей в Константине. Начали мы подыскивать ей квартиру. Для постоянного жительства Тереса могла купить лишь ипотечную квартиру, кооперативная отпадала. Когда мы нашли подходящую ипотечную, инструкция изменилась, и теперь, напротив, она имела право купить только кооперативную. Безумие беспредельное.