Рабочий день подходил к концу, и Воронов беспокоился, что не застанет Галину Глушко на месте. Когда он вошел в длинный зал конструкторского бюро, в котором, подобно миниатюрным киноэкранам, светились чертежные кульманы, работа кипела вовсю. Никто не поднял головы, чтобы взглянуть на вошедшего. Ему пришлось обратиться к ближайшему чертежнику.

— День добрый, не подскажете, как найти Глушко?

— Галину Георгиевну? Последний кульман во втором ряду. — Молодой парень кивнул головой, показывая направление.

Осторожно обходя шаткие на вид сооружения, Воронов заглянул за последнюю доску и никого там не обнаружил. Из-за соседнего кульмана, как из-за дерева в лесу, появилась молодая женщина с приятным лицом — черты были немножко крупноваты и придавали всему облику излишнюю мужественность. Он не успел представиться, когда женщина спросила:

— Вы Воронов из уголовного розыска?

— А вы, простите, откуда знаете?

Она улыбнулась и пояснила:

— Заведующий бюро, который выписывал вам пропуск, «счел своим долгом».

Она произнесла последние слова, как бы передразнивая своего начальника. Воронов не мог не отметить ее удачное подражание голосу человека, с которым он созванивался о пропуске в институт. Первой нарушила молчание Галина.

— Думаю, у вас разговор не минутный. Если не возражаете, я закончу тут один пустячок, и побеседуем где-нибудь в другом месте.

— Охотно, — согласился Воронов.

Глушко работала как-то менее ловко, как показалось Алексею, чем окружающие. Может быть, она торопилась. Воронов обратил внимание, что Галина Георгиевна явно нервничает.

«Что тут удивительного — не каждый день приходится работать в присутствии инспектора уголовного розыска. Я бы на ее месте такую кривую вывел, что никакими силами выпрямить не удалось!»

Видно, Галина Георгиевна, что-то запоров, решительно откинула линейку в сторону и начала собирать чертежные принадлежности.

— Пожалуй, пойдемте, — решительно предложила она, — сегодня уже не работа.

Пока шли по гулким институтским коридорам, Воронов держался сзади и нет-нет да и посматривал на нее, пытаясь сравнить анкетные данные с первым впечатлением.

— Может, устроимся здесь? — Глушко остановилась и показала на большой старый диван, приютившийся между двумя разлапистыми фикусами. Не дожидаясь ответа Воронова, она села и сразу же потянулась за сигаретой. Алексей взял из рук Глушко спички, зажег и подал огонь. Взглянув на Галину Георгиевну, увидел спокойное, даже пренебрежительно-спокойное выражение лица человека, по ошибке оторванного от дела.

— Разговор, конечно, о Мамлееве? — спросила она, порывисто затянувшись.

Воронов не сдержался.

— Галина Георгиевна, вы, наверно, много знаете из того, что хотелось бы знать мне. Позвольте, уж я вас буду спрашивать.

— Извините. Привычка. Живу одна, сама себе начальник. Да и спорт приучил брать инициативу на себя. Во всем.

— Вы давно знакомы с Мамлеевым?

— Пять лет. С сочинского чемпионата страны.

— Были с ним в близких отношениях?

— Я любила Александра и не считала нужным прятать свою любовь. К сожалению, у Мамлеева была другая точка зрения.

Воронов не сдержался.

— Но у Мамлеева было и несколько другое семейное положение.

— Он был еще более одиноким, чем я. С такой мегерой, как его жена, впору топиться, а не жить под одной крышей. Рассказать подробнее о наших отношениях? — она говорила уже с издевкой.

— Не стоит, — холодно ответил Воронов. — Оставим в стороне жизнь личную, вернемся к спортивной. Что из вещей Мамлеева есть у вас сейчас?

— Ничего. То есть почти ничего. — Лицо Галины Георгиевны покрылось красными пятнами. Она несколько раз подряд глубоко затянулась. — Вы имеете в виду его «меркель»?

Как ни внезапно прозвучал встречный вопрос, у Воронова хватило выдержки не подать виду.

— Хотя бы, — неопределенно произнес он, мучительно прикидывая, о каком ружье идет речь. Разорванный «меркель» Мамлеева лежит на складе специальной экспертизы.

— «Меркель» у меня дома. Но это действительно подарок Александра, — голос Галины дрожал, — мне не хотелось его возвращать Мамлееву, когда мы с ним поссорились...

— Не стоит о личном.

— Что значит — не стоит? Для вас это «личное», а это «спортивное»! Для нас с Александром такого деления никогда не было: все спортивное было для нас и самым личным! Из-за беззаветной любви к спорту у него кувырком пошла вся жизнь. Его кукла никак не хотела понять, что такое спорт для Сашки. А я понимала. Я понимала потому, что жила с ним одной жизнью, одними интересами, одними тревогами...