Шрифт:
В. Песков, Б. Стрельников. Фото авторов и из архива В. Пескова.
6–7 июня 1973 г.
Мустанги
(Земля за океаном)
«Доберетесь до Ловелл — попытайтесь увидеть мустангов. Там, в окрестностях, они еще есть. Возьмите проводников. Конечно, вам может не повезти. Я, признаться, сам их не видел. Но попытайтесь…» Это был совет друга, и мы завернули в Ловелл.
* * *
Возможно, не всем известно, что мустанг — это не какой-то зверь, а всего лишь обычная одичавшая лошадь. К давней свободе, когда не надо было держать на хребте седока или ходить в упряжке, возвращаются лошади очень быстро. И очень ценят свободу. В Прикаспии лет сто назад одичали лошади сторожевых казачьих отрядов. Хитрость (а может быть, не очень строгий пригляд людей) давала возможность казачьим коням скрываться. И они становились вольными дикарями. Попытки лет тридцать назад вернуть их в оглобли и под седло не дали желаемых результатов. С большим трудом пойманные лошади отказывались есть и голодовкой вернули себе свободу — дикарей отпустили.
Америка — родина лошадей. Отсюда по перешейку, соединявшему некогда Азию и Америку, они перешли и широко расселились в степных районах земли. У себя же на родине в ледниковый период лошади вымерли. До времен Колумба континент был полностью безлошадным.
Лошадей на эту землю по деревянным трапам с деревянных каравелл свели конквистадоры.
Лошадь помогала европейцам покорить новую землю и все, что на ней обитало. Ацтеки, увидев всадников, посчитали, что человек и лошадь — это одно странное беспощадное существо. Индейцы других племен быстро поняли, что лошадь может служить им так же, как и пришельцам. Они стали превосходными всадниками, даже более ловкими, нежели бледнолицые. И теперь уже поселенцам, покорявшим пространство в воловьих повозках, индеец и лошадь казались одним существом, стремительным, неуловимым и мстительным.
Лошади между тем норовили уйти из-под седел и бледнолицых, и краснокожих. Отбиться от рук и скрыться было очень легко, земля для лошадей как будто и была предназначена — на тысячи миль безлюдные вольные степи.
Лошадь вернулась на давнюю родину и нашла свое место среди оленей, бизонов, степных птиц и волков. Человек тоже тут расселялся. Но пространства хватало на всех. Ковбой лишь удали ради пускался вскачь за мустангами. Ему иногда удавалось набросить лассо, но управиться с дикой лошадью мог лишь очень умелый, выносливый человек. Объездить мустанга, вернуть лошадь в послушный табун — была высшая аттестация для ковбоя. А поскольку профессия эта слабых людей не терпела, редкий пастух не мог похвастать укрощенным мустангом.
Табуны дикарей, в свою очередь, похищали у пастухов, казалось, покорных и преданных лошадей. Чуть отбилась кобыла, табун ее диких подруг призывно ржал, и древний инстинкт свободы брал верх — одним мустангом становилось в прериях больше… Такая игра с человеком продолжалась довольно долго, лет триста — четыреста. Романтическая дикая лошадь стала частью американской истории. Путешествуя во времена Эдисона и братьев Райт, мы могли бы увидеть романтику прерий. В то время два миллиона примерно мустангов еще паслись в предгорьях и на равнинах. Сегодня лишь кинокамера может выследить табунок дикарей, чтобы размножит былую романтику по миллионам экранов. Газеты, касаясь судьбы мустангов, снабжают статьи ироническими или сердитыми заголовками: «Слишком они свободны…», «Прекратить бойню!», «Мы теряем страницу нашей истории». На специальной карте только пустыни помечены значком присутствия там мустангов: Калифорния, Аризона, Юта, Невада, Вайоминг…
Ловелл — местечко в северной части Вайоминга. Оно лежит в разрыве подковы высоких гор. За ночь мы одолели хребет и днем в кафе с названием «Подкова» ждали проводников.
Вилли и Джин — наши проводники.
* * *
«Вы их узнаете сразу. Зайдут два ковбоя — пояса, шляпы, джинсы, сапоги с высокими каблуками…» Мы сидим лицом к двери, готовые в каждый момент подняться. Заходят по трое и по двое, и на всех: пояса, шляпы, джинсы, сапоги с высокими каблуками. Может быть, эти? Нет. Тоже проходят к табуреткам у стойки, просят лимонного соку, лениво обсуждают местные ловеллские новости. Сдвигаем на край стола «ответный опознавательный знак» — весь арсенал фототехники и, глядя на дверь, начинаем подумывать: а нет ли в Ловелле другого кафе с таким же названием?
Наконец-то… Это ясно они. Пояса, джинсы, шляпы, высокие каблуки… Здороваемся… Проводники признаются, что вчера был у них повод «намаслиться» и сейчас бы лучше не кофе, а соку лимонного. Минут через пять разговор обретает нужное направление…
Да, оба они, и Вилли Питерсон, и Джин Нан, имеют отношение к мустангам. Раньше ловили — «улучшить породу своих лошадей», теперь охраняют мустангов. («Конгресс принял закон: охранять!») Тут, в диких местах, не вся земля частная. 70 тысяч гектаров неудобных, бесплодных земель принадлежат государству.
Вили Питерсон — управляющий этих земель. Джин Нан ему помогает. Оба дают понять, что миллионерами на этой службе они не станут. Они явно тоскуют по прежней ковбойской жизни, с гордостью носят узорные пряжки — призы, добытые на местных ловеллских родео, и ковбойские шляпы.
— Я падал раз семьдесят…
— А я раз сто, и был два раза в больнице…
Падение с лошадей — главные вехи в их биографии. Теперь они ездят (о, унижение!) на красном служебном пикапе. Мустангам землю здесь отвели потому, что только они способны на ней прокормиться.