Маргарита, выйдя из спальни, бросилась в переднюю и столкнулась лицом к лицу с Ла Молем, желавшим во что бы то ни стало пройти к королеве Маргарите, несмотря на все уговоры Жийоны.

За Ла Молем стоял Коконнас, готовый помочь ему пройти вперед или прикрыть отступление.

– А-а! Это вы, месье де Ла Моль! – воскликнула королева. – Но что с вами? Почему вы так бледны и так дрожите?

– Мадам, – сказала Жийона, – месье де Ла Моль так сильно стучал в дверь, что я, вопреки приказанию вашего величества, была вынуждена отворить.

– Ого! Это что такое? – строго спросила королева. – Она сказала правду, месье де Ла Моль?

– Мадам, дело в следующем: я хотел предупредить ваше величество, что какой-то незнакомец, кто-то чужой, быть может вор, проник к вам в моем плаще и в моей шляпе.

– Вы сошли с ума, месье! На ваших плечах я вижу ваш плащ, и да простит мне бог, если я не вижу вашей шляпы у вас на голове, хотя вы разговариваете с королевой.

– О, простите меня, мадам, прошу вас! – воскликнул Ла Моль, срывая с себя шляпу. – Бог мне свидетель, это не от недостатка уважения!

– Нет? А от недостатка доверия, не так ли? – сказала королева.

– Что же делать, – ответил Ла Моль, – когда у вашего величества находится мужчина, который проник к вам, прикрываясь моим костюмом, а может быть – кто знает? – и моим именем…

– Мужчина! – повторила Маргарита, нежно сжимая руку несчастному влюбленному. – Мужчина!.. Вы очень скромны, месье де Ла Моль. Загляните в щелку между портьерой и стеной, и вы увидите не одного, а двух мужчин.

Маргарита немного отодвинула бархатную, шитую золотом портьеру, и Ла Моль увидел Генриха Наваррского, беседующего с человеком в вишневом плаще. Коконнас, принимавший участие в этом деле, как будто оно касалось его самого, тоже заглянул и узнал де Муи. Оба друга были ошеломлены.

– Теперь, когда вы успокоились, как я надеюсь, – сказала Маргарита, – встаньте у входной двери и не пускайте, милый мой Ла Моль, никого, хотя бы ценой вашей жизни. Если кто-нибудь подойдет даже к площадке лестницы, дайте знать.

Безвольно и покорно, как ребенок, Ла Моль вышел, переглядываясь с пьемонтцем, и оба стали перед закрытой дверью, все еще озадаченные происшедшим.

– Де Муи! – недоумевая, сказал Коконнас.

– Генрих! – прошептал Ла Моль.

– Де Муи – в таком же вишневом плаще, с таким же белым пером, как у тебя, и так же размахивает рукой, как ты.

– Да, но… раз тут дело не в любви, то, несомненно, в каком-нибудь заговоре, – сказал Ла Моль.

– Ах, дьявольщина! Вот мы и влипли в политику, – проворчал Коконнас. – Хорошо, что в этом не замешана герцогиня Невэрская.

Маргарита вернулась к себе в комнату и села рядом с двумя собеседниками; отсутствие ее длилось не более минуты, и она хорошо воспользовалась этим временем: Жийона на страже у потайного хода и два дворянина на часах у главного входа были порукой полной безопасности.

– Мадам, как вы думаете, могут ли нас подслушать?

– Месье, эта комната обита войлоком, и в ней двойная деревянная обшивка, все это обеспечивает ее непроницаемость для слуха.

– Я полагаюсь в этом отношении на вас, – с улыбкой ответил Генрих.

Затем, обернувшись к де Муи, он шепотом, как будто у него еще остались опасения, несмотря на уверения Маргариты, сказал:

– Послушайте, зачем вы здесь?

– Здесь? – переспросил де Муи.

– Да, здесь, в этой комнате?

– Здесь он ни за чем, – ответила Маргарита, – это я его затащила.

– Вы, значит, знали?..

– Я догадалась обо всем.

– Вот видите, де Муи, оказывается, можно было догадаться.

– Сегодня утром месье де Муи и герцог Франсуа были в комнате двух дворян герцога.

– Вот видите, де Муи, все известно.

– Это правда, – ответил де Муи.

– Я был уверен, – сказал Генрих, – что герцог Алансонский завладеет вами.

– Это ваша вина, сир. Почему вы так упорно отвергали все, что я вам ни предлагал?

– Вы отвергли?! – воскликнула Маргарита. – Так я и думала!

– И вы, мадам, – ответил Генрих, покачав головой, – и вы, мой храбрый де Муи, ей-богу, вы меня смешите вашими негодующими восклицаниями. Подумайте! Входит человек и предлагает трон, восстание, переворот – кому? Мне, Генриху, королю, которого терпят только потому, что он покорно склонил голову, гугеноту, которого пощадили только при условии, что он будет разыгрывать католика! И после этого мне согласиться на ваши предложения, сделанные у меня в комнате, не обитой войлоком и без двойной обшивки? Святая пятница! Вы или безумцы, или дети!