Но чем дольше Флорио приглядывался и рассматривал спящего графа со всех сторон, тем недовольнее становилось его лицо. Он рассчитывал, что половина кольца надета на шее графа и прикреплена цепочкой. Но на обнаженной, обросшей темными волосами груди сеньора не видно было ни цепочки, ни кольца. Нужна была немалая доля решимости, чтобы подойти к изголовью и близко рассмотреть это бледное лицо с высоким лбом, широкими висками и отброшенными назад черными жидкими волосами. Что-то угрожающее было в орлином заостренном носе бретонского сеньора, в нервном подергивании лица и в его худощавой руке, протянутой на одеяле, с напряженными жилами и крепко стиснутым кулаком, который как будто готовился нанести удар. Но это не могло удержать Флорио; он знал, что трудится для короля и что в случае удачи его ожидает большая награда. Он наклонился над спящим и поднял руку над его лицом, чтобы убедиться, насколько сохранилась в нем чувствительность. Но граф, лежа на спине, спал так же спокойно, как и прежде. Флорио быстро отвернул у него ворот рубашки с правой стороны и увидел, к величайшей своей радости, шелковый шнурок; не теряя ни секунды, он с той же поспешностью открыл рубашку с левой стороны; тут у беспокойно бьющегося сердца висела половина кольца. Против всякого ожидания вместо цепочки оказался шелковый шнурок, и потому Флорио мог без труда перерезать его и овладеть кольцом. Но это не входило в его планы, потому что граф на следующее утро мог заметить потерю кольца и принять меры, чтобы никто не мог воспользоваться находкой. Верный слуга адмирала не поддался искушению и хотел в точности исполнить возложенное на него поручение. Он вынул из кармана небольшой кусок воска, осторожно притянул к себе за шнурок половину кольца и тщательно облепил ее воском со всех сторон, чтобы снять по возможности верный снимок. Это был самый трудный момент для Флорио; он должен был низко наклониться над спящим и чувствовал его дыхание на своем лбу. Вынимая поспешно кольцо из воска, он невольно вздрогнул, так как ему померещилось, что граф смотрит на него, и при этом довольно сильно потянул к себе шнурок. Граф быстро поднял руку, сначала схватил себя за грудь, потом за руку Флорио; глаза его наполовину открылись. У итальянца замерло сердце от испуга; он не шевельнулся – малейшее движение с его стороны могло окончательно разбудить спящего. Благодаря этому граф через секунду опять заснул крепким сном; глаза его закрылись, крепко вцепившиеся пальцы ослабли и выпустили руку Флорио. Верный слуга, едва не сделавшийся жертвой своей смелости, опять почувствовал себя на свободе. Тихонько ступая нога за ногу, он пробрался в комнату Батиста и вышел в переднюю. Здесь он бережно спрятал восковой слепок, который держал в левой руке, и вытер пот, выступивший у него на лбу от страха. Ему показалось, что он слышит шорох в комнате Батиста, но теперь это не особенно встревожило его, так как он считал себя вне опасности. Сойдя поспешно с лестницы, он без труда отодвинул засов, которым была заперта наружная дверь, и стал прислушиваться, но на лестнице и в комнатах наверху была мертвая тишина.

Очутившись на улице, итальянец набожно перекрестился и исчез во мраке сентябрьской ночи.

Король Франциск ничего не знал о распоряжениях Бонниве. При своей страстности и деспотизме, он считал дозволительным все, что служило для исполнения его желаний, лишь бы это делалось помимо его, и глубоко возмущался, когда видел какое-нибудь грубое насилие, которое совершалось на его глазах, – противоречие, которое мы часто встречаем в нравственно не развитых и грубых натурах. Бонниве был создан для роли фаворита: он никогда не заботился о том, чтобы дать полезный совет королю, а давал только те советы, которые были согласны с желанием его величества. Изучив до тонкости характер Франциска, он не считал нужным сообщить ему о данном поручении относительно кольца, пока дело окончательно не устроится.

Обыкновенно в подобных случаях, когда уже все было подготовлено ловким адмиралом с большим трудом, а иногда и ценою преступления, Франциск со смехом пользовался тем, что он называл своей «bonne fortune», и вступал в любовную интригу, не удостаивая даже словом благодарности своего услужливого любимца.

Теперь, когда точный восковой снимок был в руках, ничего не стоило подделать половину кольца. Но опытный адмирал понимал, что это был только первый шаг и что еще много предстояло ему хлопот для достижения желаемого результата. Поэтому он долго совещался с Флорио о том, как вызвать графиню из замка с помощью кольца, не возбудив подозрений, и как устроить ее в Блуа таким способом, чтобы она хоть на первое время была убеждена, что находится в квартире своего мужа. Для этого необходимо было удалить графа из города, что представляло нелегкую задачу.

Флорио должен был возобновить свои отношения с Батистом, так как граф, вероятно, сочтет нужным известить жену об опасности, грозившей ее брату. Всего удобнее было отправить кольцо с посланным графа, а как это устроить, адмирал не считал нужным давать какие бы то ни было наставления своему слуге. Авантюрист всегда рассчитывает на случай и чертит план в общих чертах, не заботясь о подробностях.

Вечером следующего дня, когда поддельное кольцо уже было в руках Флорио, он увиделся с Батистом и за стаканом вина узнал от него, что граф намерен завтра утром отправить посланца с письмом в замок Шатобриан. Захватить этого посланца было нетрудно. За две мили от Блуа, по дороге в Амбуаз, был лес, прославленный разбойничеством; здесь Флорио приказал трем слугам Бонниве напасть на беднягу, ограбить его и связать. Пока посланец лежит ничком со связанными руками и ногами, один из мнимых разбойников принес ожидавшему в лесу Флорио письмо графа. Письмо было запечатано и завязано шелковой ниткой, но таким первобытным способом, что ловкий итальянец, не тронув печати, вложил в него половину кольца и опять завязал нитку. Затем он выехал на большую дорогу и, бросив на землю письмо, с большим участием заговорил с несчастным посланцем и освободил его от веревок. Тот был бесконечно благодарен ему и, обыскав карманы, с отчаянием заметил пропажу письма. Но, к счастью, оно скоро нашлось, равно как и лошадь, которая была привязана поблизости, у дерева. Посланец согласился с мнением Флорио, что на него напали случайно, приняв за кого-нибудь другого. Простившись дружески со своим освободителем, он отправился в Бретонь, благословляя судьбу, что так счастливо отделался от разбойников.

Флорио вернулся в Блуа в то время, когда в королевском замке распространилось известие, что Лотрек приехал в Роморантен с другими военачальниками. Говорили, что он в отчаянии, но вовсе не боится свидания с королем и обещает открыть некоторые обстоятельства, которые объяснят причину его поражения и приведут в трепет недобросовестных слуг короля. Одна особа в Блуа лучше, чем кто-нибудь, понимала значение этой угрозы. Это была мать короля, герцогиня Ангулемская. Она тотчас же послала за главным интендантом финансов Жаком де Боном, сеньором де Семблансэ, и спросила его, сохранил ли он расписку в 400 000 экю, которую она дала ему в конце прошлого года.

– Ваше королевское величество, вероятно, говорит о сумме, предназначенной для итальянской армии? – спросил интендант, простой, но крайне точный, деловой человек, высокого роста, худощавый, с неловкими манерами, поседевший и сгорбившийся на службе.

– Да, разумеется! Покажите мне квитанцию.

– Она в целости, ваше королевское величество.

– Я прошу вас показать мне ее.

Семблансэ был хорошо знаком с матерью короля, он не решался доверить ей такой важный документ и был слишком честным человеком, чтобы согласиться на последовавшее затем предложение герцогини представить какие-нибудь поддельные доказательства, что 400 000 экю были посланы в Италию.

Герцогиня втайне присвоила себе эту сумму и могла ожидать, что Лотрек объяснит неудачу своего похода недостатком денег, так как ему не была послана обещанная сумма, и что по этому делу будет произведено строгое следствие. Бедный Семблансэ не подозревал, что в подобных случаях честность и чистая совесть не могут служить достаточной защитой и что он поступает неблагоразумно, отказываясь так открыто от сообщничества с матерью короля!

Герцогиня простилась с ним крайне немилостиво и послала за Дюпра, который в это время представлял высшую инстанцию в управлении внутренними делами государства и никогда не останавливался ни перед каким окольным путем. Герцогиня могла смело рассчитывать, что Дюпра даст ей хороший совет в ее затруднительном положении.

Они долго беседовали наедине, и, когда ушел Дюпра, герцогиня немедленно отправилась к королю и пожаловалась ему, что Семблансэ чрезвычайно неаккуратно выплачивает ей деньги. Впрочем, добавила она, Дюпра также недоволен им с некоторого времени. Бог знает что случилось с этим стариком; у него заметно начинают слабеть умственные способности и память.

– Нет, вы ошибаетесь – возразил Франциск, – папа Семблансэ всегда был отличным и надежным слугой.

– Но я уверяю тебя, что с некоторого времени он совсем переродился; час тому назад он упорно доказывал, что заплатил мне большую сумму денег, а потом должен был сознаться, что у него нет никакой квитанции.