– Вы говорите это, чтобы утешить меня! Я сама видела, как она упала к его ногам. Он внимательно выслушал ее просьбу, хотя дело Жана Пуатье известно ему до малейших подробностей! Зачем он повел ее с собой в павильон, если не… Уходите, Бюде… Оставьте меня одну! Я не могу говорить об этом…

– Я пойду к королю и потребую от него искреннего признания!

Бюде ушел, а Франциска в изнеможении опустилась на кресло.

Мало-помалу наступили сумерки. Химена не подходила больше к графине, и та долго оставалась одна в темной комнате. Высокие окна только сверху осветились восходящей луной, которая всегда поздно появлялась в Фонтенбло, потому что она должна была подняться над высоким лесом. В настоящий момент графиня Шатобриан – которой все завидовали и предсказывали корону после смерти королевы Клавдии – была едва ли не самым несчастным существом в целой Франции. Она ни о чем не думала; мысли путались в ее голове и она в состоянии была ощущать только одно свое безысходное горе. Но вот что-то оживило ее; она выпрямилась и стала прислушиваться. Она узнала шаги короля, который поспешно шел вдоль галереи. Прошло еще несколько секунд, и он остановился перед спящей нимфой, прижал пружину, постучал несколько раз, но дверь не поддавалась. Она ясно слышала, как он звал ее по имени…

Если бы он мог видеть ее в ее белом легком платье при серебристом лунном освещении, которое все более и более распространялось по комнате! Какое томительное ожидание виднелось в ее грациозно наклоненной фигуре, в ее протянутой руке! Трудно было сказать, один ли гнев выражали эти блестящие, широко раскрытые глаза. Хороший физиономист прочел бы в них безграничную любовь к человеку, так глубоко оскорбившему ее. Если он еще раз позовет ее, то вероятно любовь восторжествует над всеми другими чувствами.

Король в это время усиленно стучал в дверь. Этот стук раздражал потрясенные нервы молодой женщины; она еще более нахмурила свои красивые тонкие брови; на губах мелькнула презрительная улыбка.

В комнату вошел Бернар со свечами в руках. За ним следовал Флорентин, который, пользуясь правом духовника, всегда являлся без доклада. Графиня слегка вскрикнула, увидев его, и закрыла лицо руками.

– Унесите свечи, – сказала она, – мне больно смотреть на свет.

Флорентин был очень доволен случаем остаться наедине с графиней при лунном освещении, хотя пришел к ней с совершенно иными намерениями. Примкнув к партии герцогини Ангулемской, он тотчас же составил план действий и собрал все необходимые сведения. Между прочим, он узнал, что Брион прибыл из Лиона с печальной вестью об успехах неприятеля и что, следовательно, явилась не вымышленная, а действительная необходимость, чтобы король сам явился на место сбора нового войска, если возможно будет собрать его и если дворянство Бурбонэ и Оверна не перейдет открыто на сторону быстро приближавшегося неприятеля. Теперь не оставалось ни малейшего сомнения в том, что король немедленно отправится к войску и что перед отъездом он должен будет поручить кому-нибудь регентство на время своего отсутствия. Вопрос о выборе не мог считаться решенным, если останется хоть полчаса для примирения короля с Франциской. В этом прелат окончательно убедился из нескольких слов, сказанных королем, которые он слышал, проходя мимо открытой двери. Королю, по-видимому, было известно, что Бонниве объяснил по-своему графине Шатобриан его свидание с Дианой. Это мог сообщить ему стоявший возле него Бюде, вернувшийся от графини. Король, с лицом, побагровевшим от гнева, осыпал упреками Бонниве; рука его судорожно сжимала рукоятку шпаги.

«Он тотчас же отправится к графине, – подумал Флорентин, ускорив шаг, – нужно во что бы то ни стало помешать ему в этом, иначе наше дело будет безвозвратно проиграно. Если их свидание состоится, то король, помирившись с нею, предоставит ей правление».

Занятый этими размышлениями, Флорентин поспешно прошел двор и часть сада, потому что, исключая выход в галерею, комнаты Франциски не имели непосредственного сообщения с королевскими покоями. Войдя в переднюю, он застал ожидавшего его Флорио, с которым он еще утром успел уговориться относительно общего плана действий, и намекнул ему, что через полчаса он может приступить к делу.

Флорио, согласно плану Флорентина, должен был в известный момент провести графа Шатобриана через потаенную дверь в комнаты Франциски. Зная подозрительность бретонского дворянина, Флорентин вручил Флорио собственноручную записку сенешаля Брезе такого содержания: «Доверяй этому человеку, он из наших».

Флорио с этой запиской немедленно отправился к графу Шатобриану, который жил в одном из летних домов, построенных в последние годы, поблизости от королевского замка для господ, временно приезжавших в Фонтенбло по разным делам. При этом итальянец, из боязни быть узнанным, счел нужным закрыть лицо свое маской и переодеться сеньором. Последнее было тем удобнее, что смерть королевы Клавдии и предстоящий отъезд короля привлекли в Фонтенбло множество сеньоров и граф Шатобриан мог предположить, что который-либо из них вздумал оказать ему дружескую услугу в деле, нарушившем его домашнее спокойствие, но почему-то желает остаться неизвестным.

Уходя из замка, Флорио подробно рассказал о данном поручении своему господину, который внимательно выслушал его. Для Бонниве возможность встречи между королем и графом Шатобрианом была особенно приятна в эту минуту, потому что он был зол на короля и заранее радовался его унижению. Но вместе с тем в голове фаворита мелькнула мысль, что если представится опасность для жизни короля, то он может оказать ему большую услугу, явившись вовремя для его защиты, и что этим способом он опять войдет в милость.

В это время Флорентин, оставшись наедине с Франциской и смущенный ее молчанием, не знал с чего начать разговор. Стук в потаенную дверь вывел его из затруднения. Предполагая, что это король, он вышел в прихожую, сказав вполголоса Франциске:

– Надеюсь, что ты не захочешь видеть его после того, как он так недостойно вел себя…

– Нет, я не в состоянии видеть его!.. Ради Бога, не открывай задвижки…

– Не беспокойся, я еще подержу дверь, чтобы он не вздумал вломиться сюда.

Флорентин подошел к двери и приложил к ней ухо. Он услышал шаги удалявшегося короля и, выждав момент, когда все затихло в галерее, тихонько отодвинул задвижку и вернулся в комнату графини. Ему казалось невозможным возвращение короля, и потому он решил употребить все свое красноречие, чтобы убедить Франциску, что она должна отказаться от предстоящего торжества, так как это было бы несовместимо с ее достоинством. В случае если она знала о скором отъезде короля, необходимо было представить его поведение в самых черных красках. Ввиду этого он распространился о неверности короля как о факте, не подлежавшем ни малейшему сомнению, о котором все толковали при дворе, и кончил свою речь вопросом: что намерена делать графиня при ее сомнительном положении?

Франциска молчала, закинув голову на спинку кресла; грудь ее высоко поднималась от сдавленных рыданий. Молодой прелат любовался ею, мысленно сравнивал эту привлекательную красавицу с Луизой Ангулемской. Опять в душе его проснулась надежда, от которой он должен был отказаться в аббатстве Святой Женевьевы. Зачем он послал Флорио к графу? Может быть, ему удастся уговорить Франциску снова искать убежища за монастырскими стенами, а со временем…

Он насильственно прервал нить своих размышлений, зная, что у него осталось немного времени для беседы с нею.