– Они не оставят тебя в покое. – Ильза вздохнула.

– Возможно, – согласился он.

– Послушай, ты только не сердись на меня… – начала она. Он кивнул головой. – Какой смысл имеет твоя борьба? Разве ты не знаешь, что почти вся Западная Германия заминирована, подготовлена к взрыву?

– Знаю. Но если бы все немцы оказали хоть маленькое сопротивление, этого не случилось бы.

– Ты хорошо припрятал чертежи?

– О да!

– Послушай, – сказала Ильза. – Мне со стороны виднее… В твоей борьбе ты начинаешь походить на Дон-Кихота… Не хмурься, это так, ты же один, как же ты можешь рассчитывать на победу?

Гросс молчал.

– Может, я глупа, но, честное слово, мне нравится мысль, что вот этот мой родной город в случае новой войны сможет сыграть роль немецкого Сталинграда! И я была бы счастлива, зная, что этому способствовал человек, которого я люблю… Мой муж… – Она увлеклась и не заметила, как исказилось лицо Гросса.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

– Отдай им документы… Не ссорься с Функом, прими его предложение, и тогда мы, наконец, создадим свою семью.

– Нет, я не уступлю.

– Но почему? – в ее голосе слышалось искреннее отчаяние.

Не глядя на нее, Гросс заговорил:

– Немецкий Сталинград?! Я не желаю, чтобы Германия была превращена в мертвую зону. Русские защищали свой город, когда мы вторглись к ним, а на нас никто не собирается идти войной. Да, янки, кажется, все у нас заминировали, подготовили к взрыву… Дошла очередь до нашего города – они хотят моими руками вырыть могилу моим соотечественникам, всем тем, кто уважает меня и верит мне. Нет, на это я не пойду! Ты говоришь о новой войне… Я много думал и пришел к выводу, что при существующем в мире соотношении сил воевать – безумие. Да и зачем воевать? Реванш? Но ведь в прошлую войну не русские напали на нас, а мы на них… Мы пришли на их землю, истребляли женщин, детей, стариков, ссылали их на каторгу, в концлагеря, душили их газами, сжигали в печах… Гитлер проиграл войну. О каком же реванше мы можем мечтать? Да и не в реванше только дело. Функу и Келли нужны земля и рабы. Но кто же имеет право обрекать во имя этого на уничтожение десятки, может, сотни миллионов ни в чем не повинных людей? Почему функи не хотят договариваться с русскими по-хорошему? Неужели две проигранные войны ничему не научили нас? Играть судьбой нации – преступление!

– Ты коммунист?.. – угрожающе спросила она. Гросс усмехнулся.

– Даже не социал-демократ.

В створке окна ему, как в зеркале, было отчетливо видно лицо Ильзы, выражение которого беспрерывно менялось: ужас, гнев… Рихтер, по-видимому, все-таки прав. Гросс вытер со лба холодный пот.

– Тебе следовало бы принять лекарство. – Ее голос чуть-чуть дрожал. Гросс кивнул, продолжая незаметно наблюдать за ней.

Она подошла к туалетному столику и из пузырька накапала в рюмку… Теперь уже следить не имело смысла. Гросс все видел. Он отвернулся и даже закрыл глаза.

– Ты уснул? – она ласково трясла его за плечо. – Выпей.

– Хорошо. – Он пристально посмотрел ей в глаза. В них дрожали нетерпение, ожидание, страх. – За твое здоровье, – пошутил он и, не отводя от нее взгляда, поднес рюмку к губам. В ее глазах блеснула искра радости. Но он отвел руку с рюмкой в сторону.

– Послушай, Ильзен, ты тоже нездорова, выпей сначала ты… – он шагнул в ее сторону.

– Нет, – она в страхе отшатнулась.

– Пей! – в его голосе было то самое упрямство, которого так опасался Швальбе.

– Нет, – она медленно отступала к двери, выставив к Гроссу обе руки.

– Ты примешь это лекарство. Я волью его тебе в глотку! – крикнул он в бешенстве, неумолимо приближаясь к ней.

– Не подходи! – она рванула из кармана пистолет. Гросс с презрением посмотрел на нее.

– Неужели ты не остановилась бы даже перед этим? Не пугай меня, Ильзен, садись. – Он поставил рюмку на столик.

С улицы доносились возгласы демонстрантов. Это рабочие орудийных заводов Функа требовали прекратить возрождение гитлеровского вермахта и перевооружение страны. Демонстранты заняли всю улицу. Они подходили к дому Гросса. Над толпой развевались красные знамена.

– А ты говорила, что я один! – Гросс кивнул в сторону улицы. – Нет, мы не позволим ни Прайсу, ни Келли, ни Дрейнеру устраивать у нас тут «немецкий Сталинград»! Ты сказала: «Давай, создадим семью…» С тобой? Но где гарантия, что ты, Ильза Грубер, не будешь из моей кожи выделывать абажур? Сейчас ты хотела отравить меня… Если представится случай, ты пустишь в меня пулю.

Она продолжала стоять на том же месте, бледная, устремив на него полные бешенства глаза.

– Уйди отсюда, Ильза Грубер! – крикнул он. – Отправляйся к Келли и Дрейнеру и доложи им, что их задание тебе не удалось выполнить. Иди, твой отпуск из тюрьмы кончается, но я уверен, они сохранят тебе жизнь: такие, как ты, им нужны.

Она стремглав выбежала из комнаты.

Гросс подошел к окну. Справа на демонстрантов наступала цепь полицейских и банда фашистов из неогитлеровской молодежи. Раздались выстрелы. Толпа заколебалась. Под ноги людям упало знамя. Гросс бросился вон из дому. Он поднял красное полотнище и пошел впереди демонстрации. Рядом с ним очутилась девушка с большими голубыми глазами и золотистыми волосами.

– Я знала, что ты поймешь и придешь к нам, – сказала она, с любовью глядя на него.