— А дружинники? К нам пришло четыреста человек, желающих носить красную повязку.

— Создавайте боевые отряды, назначайте командиров, выделите для них помещение в лагере. И всем загодя раздайте по тысяче долларов.

— Мой генерал! У вас немного того... крыша едет.

— Не рассуждайте! Распоряжение мое выполняйте в срок и в точности.

— Где деньги возьмем?

— Петрунин! Действуйте четко. Составьте ведомость и в течение трех дней вручите всем деньги. Забыли, как вы сами бедствовали? Так вот — думайте и о других. Деньги есть, и нам незачем их солить. До свидания.

Олег во все время ее разговора смотрел на нее с восхищением. И когда она кончила, сказал:

— Мне нравится ваш размах и решительность. Одаривайте щедро людей. В этом теперь смысл нашей жизни. Я на ваш личный счет и на счет вашей фабрики переведу много денег. Найдите таких людей, которые будут создавать дружины во всех районах Москвы. Денег и для них жалеть не станем. И заодно, не медля, подбирайте людей для работы в других городах, пусть они создают Армию народной воли по всей России. Если еще недавно я сомневался, черпать ли мне много денег из зарубежных банков или отщипывать помалу, то теперь решил брать пригоршнями. Буду перекачивать миллиарды из карманов богачей всего мира — и прежде всего своих олигархов.

Снова зазвонил телефон, на этот раз лежащий возле компьютера. Раздался радостный голос Кахарского:

— Мы с Семеном дома. Как тебя увидеть? Хорошо бы сейчас же. Мы едем!

И бросил трубку.

Олег приуныл, и Катя это заметила:

— Что произошло? Кто вам звонил?

— А-а... Прилетели, соколики! Вот от кого не отвертишься.

И рассказал о дружках, что помогли ему бежать из Америки.

— Неприятные субъекты, но, может, и здесь пригодятся. Пусть Маша приготовит угощение. Поесть и выпить эти гаврики зело как любят.

Сразу их в дом не пустили; предварительно зашли подполковник Тихий и Степан, начальник охраны соседа Малика Вартаняна. Он несколько дней где-то пропадал, и Катя его не видела, а увидев на пороге квартиры, воскликнула:

— Степан? Какими судьбами?..

Степан рассказал, что охраняет соседа, очень богатого армянина, и что с Олегом Г аврилычем он уже знаком, а теперь вот...— кивнул на Тихого,— познакомился и с ним.

— Сколько же мы с тобой не виделись?

Рассказала Каратаеву, что они со Степаном учились в одной школе и некоторое время служили вместе в милиции.

— К вам два сомнительных субъекта,— сообщил он не то Каратаеву, не то Катерине.— Я бы не хотел с ними иметь дело.

— Почему? — спросил Олег.

Степан пожал плечами. Ответил уклончиво:

— Есть категория людей, которые несут информацию туда, наверх. А у меня инструкция: не запускать в подъезд шпионов.

— Но в подъезде живет не один ваш хозяин,— недовольно проговорил Каратаев.— Эти люди — мои друзья.

— Другой ваш сосед, нефтяной магнат, боится этих людей еще больше, чем мой хозяин. Если я их пущу, меня уволят с работы. Но дело и не только во мне: у вас тоже могут быть неприятности. Оба ваши соседа — очень влиятельные люди, они почти олигархи, и возможности у них большие.

— Что же они могут нам сделать? — спросила Катя.

Степан пожал плечами: этого он предусмотреть не мог, а лишь только сказал: люди они восточные, а восток, как известно, дело тонкое.

Олег, обращаясь к Кате, сказал:

— Не хочу усложнять вашей задачи. Решайте: что будем делать?

— Поедемте ко мне в милицию. У меня там большой кабинет, а мы возьмем Машу, захватим вина, провизии и там устроим им угощение.

Олег давно хотел посмотреть, как живет на службе Катя, и охотно согласился.

Вышли на улицу, и тут их встретили Фихштейн и Кахарский. Первый выглядел больным, уставшим, худ и бледен,— он был таким и в Америке, второй, наоборот: походил на хорошо откормленного кабанчика или на Г айдара. Кстати, он так же смачно шлепал толстыми мокрыми губами, но только в отличие от Гайдара, сучившего по сторонам маленькими испуганными глазками, имел глаза большие, выпуклые и не сучил ими, а смотрел прямо, пристально, и так, будто сильно тебе обрадовался и вот-вот бросится на шею.

Сеня Фихштейн говорил мало и смотрел себе под ноги, но зато Миша Кахарский не умолкал:

— Старик! — обращался он к Олегу.— Тебя и здесь закрыли, как там, в лаборатории?.. Нас встретил медведеподобный амбал и не пускает. Представляешь?.. Я ему сую под нос удостоверение сотрудника Федеральной службы,— ты же знаешь, я немножко там работаю,— а он и усом не ведет. Ты дал ему такие инструкции?.. Не хочешь уже нас пускать?.. Нам это не нравится.

— Меня тоже едва пустили в мою квартиру. Что же делать? Надо мириться.

Едва заслышав речь с еврейским акцентом, Олег автоматически, помимо своей воли, и сам переходил на такой же акцент, чем смущал своих слушателей. Они зорко в него всматривались: нет ли в чертах его лица еврейских примет?