В одной из групп новичков как-то особенно выделялся Владимир Робуль — невысокий, смуглолицый, с веселыми живинками в черных цыганских глазах парень. Ои быстрее других понял особенности нынешней воздушной войны, за короткий срок догнал, а некоторых «стариков» даже обогнал по количеству боевых вылетов. Он всегда рвался в бой и за два года двести три раза поднимал свой самолет в небо и возвращался победителем. Поднялся Володя Робуль в воздух двести четвертый раз… Но об этом позже…

…Фронт сравнительно стабилизировался. Фашисты отогнаны от Москвы.

Обе стороны продолжали укреплять свои позиции, то там, то там прощупывая слабые места, ведя бои местного значения.

Исходя из общей обстановки фронта, определялись и задачи авиации. Отдельные экипажи нашего полка бомбили железные дороги, большаки и проселки на ближних рубежах, наносили немалый ущерб противнику. Много складов с боеприпасами и продовольствием, десятки эшелонов с войсками и военными грузами были уничтожены в те зимние дни 1941–1942 года. Моя же и некоторые другие эскадрильи продолжали совершать рейсы в глубокий тыл врага. Работы было много, и мы трудились не покладая рук.

Однажды меня и штурмана Куликова вызвали к себе командир полка подполковник Микрюков и замполит старший батальонный комиссар Дакаленко.

— В тылу у немцев, — сказал Микрюков, — начали активно действовать партизаны. Против них брошены крупные силы эсэсовцев. Надо помочь товарищам…

Он подошел к столу с картой.

— Лететь будете вот сюда, — Микрюков ткнул карандашом в кружочек, обозначающий район. — Всей эскадрильей. Чтобы нанести фашистам сокрушительный удар и дать возможность партизанам выйти из неравного боя.

Это уже приказ. Кстати, новый командир полка обладал оригинальной манерой приказывать: начинал говорить спокойно, словно советуясь, постепенно и как-то незаметно облачая разговор в приказную форму. В первое время мы просто терялись, слушая его: никак не определим, где у него кончается беседа и где начинается приказ. Теперь привыкли.

Мы обсудили все детали предстоящего полета.

— Учтите, — добавил Микрюков, — партизаны обозначат свой передний край ракетами и черными полотнищами: черное хорошо выделяется на снегу. Так условились в штабах. Не перепутайте, малейшая ошибка и можно Ударить по своим. — И после секундной паузы: — Вылетать во второй половине ночи.

— Кроме бомб захватите еще один груз. Вот этот… — замполит протянул мне рыжеватый лист плотной бумаги. «К гражданам временно оккупированной советской территории», — прочитал я набранный крупным кеглем заголовок и быстро пробежал глазами по всему тексту листовки. В ней говорилось, что наши войска ведут беспощадную борьбу с врагом, отстаивая каждую пядь родной земли, и что гитлеровцы несут огромные потери в живой силе и технике. Листовка подробно рассказывала о разгроме немецко-фашистских захватчиков под Москвой, призывала население не верить фашистской лжи, подниматься на всеобщую битву с поработителями и заканчивалась словами: «Где бы ты ни был, советский человек, — не забывай, что ты — воин, патриот. Родина надеется на тебя и говорит: убей врага!»

— Помощь с воздуха нашим партизанам, — сказал Дакаленко, — может быть ценнее одной крупной победы на фронте. Да и листовки подымут дух людей, им так нужна сейчас правда о положении дел на передовой. Они истосковались по ней.

Мы знали это. Советским людям, находившимся на временно оккупированной врагом территории, как воздух, необходимы ободряющие слова Родины. И мы с радостью понесем их, вестников нашей грядущей победы.

…Было еще темно, когда самолеты взмыли в воздух. Предстоящее задание надо выполнять только в светлое время, чтобы отчетливо видеть линию боя и не нанести ошибочно удар по своим. Поэтому решили затемно перелететь фронт (легче обойти опасные места) и с восходом солнца неожиданно обрушить бомбы на головы фашистов. Расчет был прост и по-своему оригинален.

Нам, летчикам, раньше других приходится встречать рассветы и видеть солнце, как сказал однажды Леша Гаранин.

Внизу, под крылом самолета, темно, а мы уже наблюдаем на далеком горизонте светлую полоску, словно отделяющую небо от земли. Полоска делается все шире и шире, багровеет, и вскоре на ее фоне показывается кусочек малинового круга. Кажется, он выплывает из-под земли и будто покачивается на дымчатой перине горизонта, посылая просыпающемуся миру свой ласковый утренний привет. На земле, под нами, его еще не видно; мы же в полете часто бываем свидетелями рождающегося дня. Жаль только, что любоваться этим красивым зрелищем нам было просто некогда.

Мы летим во вражеский тыл. Там партизаны ведут бой. Им нужна помощь. Все наши мысли за линией фронта, над местом боевых действий народных мстителей, находящихся в кольце эсэсовских банд.

Начинался день — морозный, солнечный. Внизу простирались покрытые белой скатертью снега необозримые леса. Местами среди этого лесистого края виднелись большие прогалины с мелкими и крупными населенными пунктами. Прогалины соединялись между собой просеками, дорогами.

Снижаемся над одной из прогалин — и в сердце закипает злость: под нами не населенный пункт, а одни руины. Видно, недавно здесь прошли каратели.