3

Рождение «наполеоновской легенды»

Фигура Тухачевского оказалась в поле зрения офицеров белой армии Деникина, затем Врангеля в качестве одного из высших руководителей Красной Армии еще с весны 1920 г., когда он командовал Кавказским фронтом, завершившим под его руководством разгром Вооруженных сил Юга России. Еще в марте 1920 г., наблюдая за гибельным для белых войск генерала А.Деникина исходом битвы за Северный Кавказ, полковник А. фон Лампе высказал в своем дневнике знаковое соображение: «Какая ирония: Тухачевский бьет Деникина! Не Наполеон ли?»'1. В этом кратком замечании уже выражено впечатление А. фон Лампе, отражавшее мнение, пожалуй, многих белых офицеров: Тухачевский ассоциировался с молодым Бонапартом, тоже «революционным генералом» из бывших королевских лейтенантов. Итак, Тухачевский для белых — «Бонапарт русской революции».

В конфиденциальной разведсводке «Комсостав и военспецы

Красной Армии» от 15 февраля 1922 г., составленной в берлинском представительстве генерала П. Врангеля, значилось: «Лица, близко знающие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большими административными и военными талантами. Но он не лишен честолюбия и, сознавая свою силу и авторитет, мнит себя русским Наполеоном. Даже говорят, он во всем старается подражать Наполеону и постоянно читает его жизнеописание и историю. В дружеской беседе Тухачевский, когда его укоряли в коммунизме, не раз говорил: «Разве Наполеон не был якобинцем?»... Молодому офицерству, типа Тухачевского и других, примерно до 40-летнего возраста занимающем}' командные должности, не чужда мысль о единой военной диктатуре»1. Откуда и от кого могла появиться эта информация о Тухачевском? Источником ее, судя по контексту этой сводки, являлись «лица, близко знающие» его, с которыми он был в весьма доверительных отношениях. Судя по тому, что эти «лица, близко знающие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большими административными и военными талантами», это были, скорее всего, люди военные. Интересна в этом отношении фраза в письме А. фон Лампе от 22 октября 1922 г. Ожидая прибытия в Берлин в качестве советского военного атташе В.Н. Готовского, он отметил: «Думается, что слухи о его прежнем пребывании в Германии связаны со смертью в Берлине в январе сего (1922) года полковника гродненских гусар Сергея Гатовского, по-видимому, брата Владимира»129 130 131. Итак, слухи о пребывании В.Н. Гатовского в январе 1922 г. циркулировали в кругах русской военной эмиграции в Берлине. Известно, что 17 января 1922 г. в Берлин для ведения секретных переговоров с представителями германского военного командования прибыл К. Радек1. С 25 января по 17 февраля 1922 г. К. Радек и Н. Крестинский вели в Берлине переговоры с представителями германского МИДа и генералом Г. фон Зеектом132. Речь шла и об установлении советско-германских дипломатических отношений и по секретному военному сотрудничеству, в том числе и по «авиационному делу»1. Как известно, В. Гатовский был не только генерал-майором Генштаба, но и летчиком и авиационным специалистом, владевшим к тому же немецким языком. Поэтому, скорее всего, В. Гатовский мог и должен был находиться в составе этой военно-дипломатической миссии. Похороны же брата, полковника С. Гатовского, можно было использовать как официальное объяснение его появления в Берлине-в это время. Если это так, то, видимо, В. Гатовский мог быть этим информатором о Тухачевском. В. Гатовский, как и его младший брат А. Готовский, находился в близких, дружеских отношениях с семьей бывшего подполковника Генштаба И.А. Троицкого, в свою очередь являвшегося близким приятелем Тухачевского133 134. Впрочем, и сам В. Гатовский, особенно его брат А. Готовский, были в достаточно доверительных отношениях с М. Тухачевским135. А В. Гатовский, судя по ранее цитированной дневниковой записи А. фон Лампе, пользовался в русском военном зарубежье репутацией одного из выдающихся офицеров старой Русской армии и считался одним из лучших генштабистов в Красной Армии.

Старший из братьев Владимир Николаевич Гатовский (1879 — после 1934) был личностью незаурядной, о чем свидетельствует его «беспокойная» военная карьера. По окончании кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища он в 1897 г. был выпущен корнетом в л.-г. Гродненский гусарский полк. Затем, окончив по 1-му разряду Николаевскую академию Генерального штаба (1903), принял участие в Русско-японской войне. В период последующей службы в штабе войск гвардии в Петербургском военном округе В. Гатовский закончил в 1913 г. Офицерскую воздухоплавательную школу, стал летчиком. Первую мировую войну в 1914 г. он начал в должное-toi начальника штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. В декабре 1915 г. в его, можно сказать, блестящей военной карьере был срыв. Возмущенный бездарным командованием

А. Кара-Георгиевичем (братом сербского короля) одной из бригад 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии, В. Гатовский ударил его по лицу, за что был разжатован в рядовые. Прослужив три месяца в Приморском драгунском полку, он оказался в 26-м авиационном отряде. Проявив храбрость в успешных воздушных боях, В. Гатовский заслужил все четыре степени солдатского Георгия, был восстановлен в офицерском чине и за боевые отличия в мае 1916 г. произведен в полковники с возвращением всех прежних наград и назначением на должность начальника штаба Кавказской туземной дивизии. В 1917 г. В. Гатовский принял активное участие в так называемом «корниловском мятеже», являясь начальником штаба Кавказского туземного корпуса, двигавшегося на Петроград, был арестован, но осенью 1917 г. освобожден. С конца октября 1917 г. В. Гатовский выполнял обязанности помощника начальника ВВС. С этого же времени началось его сотрудничество с советской властью. Во время ведения переговоров со шведами о покупке самолетов, при пересечении Балтийского моря он был захвачен в плен финнами и оставался в плену до июня 1919 г. Вернувшись в Советскую Россию, В. Гатовский преподавал в Военной академии РККА. Таким образом, В. Гатовский был в начале 20-х гг. одним из самых знающих специалистов в области ВВС бывшей Русской армии и, очевидно, РККА. Его использование в переговорах с генералом Г. фон Зеектом по «авиационному делу» в январе 1922 г. было вполне естественно и целесообразно.

В это время он начал близко общаться с семейством генерала А. Зайончковского, в том числе с дочерью генерала О. Зайон-чковской-Поповой, которая позднее признавалась, что информацию о М. Тухачевском, его кулуарных высказываниях в узком приятельском кругу, сообщаемую ею потом в ОГПУ, она получала, в частности, и от В. Гатовского. Ходили слухи, что

В. Гатовский посетил Берлин и в октябре 1922 г. вместе с М. Тухачевским1. По некоторым сведениям, с осени 1922 по май 1923 г.

В. Гатовский находился в Берлине в составе советского военного представительства (военный атташе?)136 137. Эти обстоятельства сами по себе благоприятствовали личным контактам между В. Гатовским и М. Тухачевским.

В контексте вышесказанного очевидно, что М. Тухачевский уже с начала 20-х гг. привлекал большое внимание русских военно-эмигрантских кругов. В большой публикации в газете «Руль» под названием «Главковерх Тухачевский», появившейся в октябре 1922 г., подписанной многозначительным псевдонимом «Антар»1, за которым скрывался князь Ф.Касаткин-Ростовский. Примечательно, что князь Ф. Касаткин-Ростовский оказывался фактически единственным, но неоднократным «свидетелем» поведения М.Тухачевского в полку и в 1922 г., и в 1935 г. Князь был, пожалуй, самым родовитым из всех офицеров л.-г. Семеновского полка в это время. Быть может, его стремление понять поступок М. Тухачевского (переход к большевикам) было обусловлено как раз тем «аристократическим» поведением, которое всячески демонстрировал молодой подпоручик. Впрочем, скорее всего, Ф. Касаткин-Ростовский передал в своих воспоминаниях не только собственные впечатления о Тухачевском. Таковые, в собственном смысле этого слова, возникли из описанного им эпизода «в воронке». Надо иметь в виду, что князь Ф.Касаткин-Ростовский (1875—1940), выпускник Пажеского корпуса, вернулся в полк из отставки. В августе 1914 г. он в чине капитана занимал в полку должность младшего штаб-офицера 4-го батальона. М. Тухачевский же тогда был младшим офицером 7-й роты во 2-м батальоне. Вряд ли первоначально он мог привлекать особое внимание старшего офицера, который был почти на двадцать лет старше его. М. Тухачевский стал известен в полку и в 1-й гвардейской дивизии только после «дела под Кржешу-вом», где он особенно отличился (см. об этом ниже). — См. РГВИА, ф. 2584, on. 1, д. 2595, л. 2756. См. также: Зайцев А. Семеновцы в 1914 году. Гельсингфорс, 1936138 139.

«Среди военспецов и главковерхов Красной Армии почти с первых дней большевистского владычества... часто повторяется имя Тухачевского, молодого, способного офицера, которому советская власть поручала за эти годы ряд ответственных задач»1, — так, по-своему, мотивировал появление в газете «Руль» в октябре 1922 г. своих воспоминаний о М. Тухачевском его сослуживец князь Ф. Касаткин-Ростовский.

Само по себе появление в газете «Руль», издававшейся И. Гессеном, в конце октября 1922 г. большой публикации о Тухачевском весьма знаменательно. Знаменательны и начальные характеристики человека, который на Западе являл собой в то время воплощение Красной Армии, ее революционной сущности и идеологии экспорта революции «на штыках». Автор публикации с самого начала решил воздерживаться от эмоциональных, морально-этических оценок М. Тухачевского, стараясь ненавязчиво демонстрировать объективность и нейтральность. Это само по себе примечательно.

Таким образом, цель публикации — обратить внимание политически ангажированной части русской эмиграции на личность советского военачальника из императорских гвардейцев. Благодаря воспоминаниям о Тухачевском, поясняет автор, «удалось получить некоторые сведения о характеристике последнего, бросающие свет на неясные для нас причины поступков этого человека». В характере и других свойствах личности «красного Бонапарта» автор публикации усматривает, следовательно, и его политическую сущность. Иными словами, для белоэмигрантских политических кругов, как можно это констатировать, нахождение Тухачевского, аристократа, офицера л.-г. Семеновского полка, на ртороне большевиков, тем более во главе Красной Армии, вызываю недоумение, порождаю ощущение противоестественности его поступка и сомнения в искренней приверженности его к большевизму. Дазее автор воспоминаний и дават этому объяснение, мотивируя, как было сказано выше, поступки М. Тухачевского его характером и другими свойствами личности. Автор старается быть объективным и воздерживается от каких-то резкостей в оценках Тухачевского. Он отмечает, что последний был «хорошим строевым офицером», хотя и не пользовавшимся «особой симпатией товарищей» в силу ряда его личных качеств. Впрочем, главным мотивом поведения М.Тухачевского, по мнению князя, были его «одержимость стихией войны» и чрезвычайное честолюбие. Он считал, что Тухачевскому не столь важен был цвет армии, сколько армия как таковая: «он говорил о возрождении армии, о реформах, им вводимых, о возрождении дисциплины ...>>.