Но на второй день Рождества командующий советскими войсками Антонов-Овсеенко решил нанести решающий удар по сходящимся линиям, по сходящимся веткам железных дорог. Петров должен был ударить вдоль Юго-Восточной железной дороги от Воронежа через Чертково на Миллерово, но у Чертково увяз в переговорах с донскими регулярными разлагающимися полками. Саблин от Луганска должен был выйти по ветке на важнейшую узловую станцию Лихая в самом центре Донской области. Сивере должен был, прикрывая Саблина с юга, двигаться по параллельной ветке из Никитовки на Дебальцево, Щетово, Зверево. Этим ударом Сивере и Саблин разрезали бы

Юго-Восточную дорогу пополам и отрезали бы север и восток области от административных центров. Но Сивере, получивший подкрепления с германского фронта, ввязался в бои с 46-м Донским полком и, увлекаемый этими боями, двинулся не на восток, на Зверево, а на юг, на Таганрог.

Воспользовавшись образовавшимся разрывом, донское командование решило нанести удар в стык между колоннами Си-верса и Саблина на Дебальцево, по той самой ветке, по которой должен был идти, но не пошел Сивере. Наносить удар должен был отряд Чернецова.

Налет на Дебальцево был не по силам одному необстрелянному отряду, хотя Чернецов и говорил о своих партизанах: «У них так горят глаза, что я с ними сделаю все». Чернецовцы должны были сыграть роль авангарда, поскольку не боялись идти за границу Дона (вообще ничего не боялись) и могли увлечь за собой более многочисленные регулярные части.

Всего были стянуты две сотни 10-го Донского полка, сотня 58-го Донского, семьдесят партизан 1-й Донской добровольческой дружины, пулеметная команда 17-го Донского полка и артиллерийский взвод.

В первый же день Рождества до Чернецова донеслись слухи об активизации большевиков и о появлении противника на станции Колпаково. Чернецовцы сразу же заняли эту станцию, но слухи оказались ложными. 26 декабря от Колпаково на Дебальцево была послана конная разведка. А на следующий день партизаны, купив билеты, выехали на проходящем поезде № 3 из Колпаково на Дебальцево (как тут не вспомнить поездки донских казаков «повоевать» в Приднестровье и в Абхазию в 90-е годы?). В аппаратных на проезжаемых станциях оставляли караулы, блокируя связь.

Поезд остановился у дебальцевского семафора, где чернецовцы разоружили часового и идущую к нему смену. Отсюда, развернув цепь, двинулись на станцию. Большевики, не ожидавшие нападения, открыли огонь, когда чернецовцы были в двухстах шагах от станционных построек. 20 минут длилась перестрелка, затем партизанская артиллерия, успевшая сгрузиться, первой же очередью сбила с вокзальной крыши большевистский пулемет, и чернецовцы поднялись на «ура».

Станция была захвачена, после чего к ней подошел поезд № 3 bis с казачьими сотнями, которые и «закрепили» территорию.

Потери чернецовцев — 2 убитых, кадет 7-го класса Полковников и учащийся высше-начального училища Пятибратов. Трофеи — 5 пулеметов, вагон винтовок, патроны...

Переполошившиеся большевики стали стягивать силы к Дебальцево и временно остановили наступление на донскую территорию. Они остановились на границе, разлагались и разлагали все вокруг себя.

После Нового года чернецовцы были отведены в Новочеркасск и с 5 января несли в городе караульную службу, сменив студенческую дружину.

Общая ситуация не улучшилась. Призывы Чернецова к офицерам не дали результата, хотя Новочеркасск был переполнен людьми в погонах. Роман Гуль, прибывший в город в это время, вспоминал: «На тротуаре трудно разойтись: мелькают красные лампасы, генеральские погоны, разноцветные кавалеристы, белые платки сестер милосердия, громадные папахи текинцев.

По улицам расклеены воззвания, зовущие в “Добровольческую армию”, в “партизанский отряд есаула Чернецова”, “войскового старшины Семилетова”, в “отряд Белого дьявола — сотника Грекова”.

Казачья столица напоминает военный лагерь.

Преобладает молодежь — военные.

Все эти люди — пришлые с севера. Среди потока интеллигентных лиц, хороших костюмов иногда попадаются солдаты в шинелях нараспашку, без пояса, с озлобленными лицами...».

Донская столица действительно лишь «напоминала военный лагерь», а не была им. Из многих тысяч военных лишь 2 тысячи к этому времени записались в Добровольческую армию, а партизанские отряды, возникшие под впечатлением чернецовских подвигов, имели «едва ли 400 человек». Многие из них предпочитали бороться с «внутренними врагами», а не ехать на границы области.