холоден и замкнут, чтобы привлекать к себе людские (от солдат до генералов) симпатии. Зато Петр Иванович Багратион — отпрыск грузинской царской династии Багратионов, потомок Давида Строителя, правнук царя Вахтанга VI (по книге «Дворянские роды Российской империи», том 3 (М., 1996) П.И. Багратион — правнук царя Иессея и правнучат-ный племянник царя Вахтанга VI. — Ред.), любимый ученик и сподвижник Суворова, стремительный и неустрашимый, с открытой и щедрой душой — был кумиром солдат, офицеров и подчиненных ему генералов. Г.Р. Державин многозначительно «уточнил» его фамилию: «Бог — рати — он»1. Багратион не знал тогда равных себе в России как тактик, виртуоз атаки и маневра, но, даже по признанию его почитателя Дениса Давыдова, он «был весьма мало сведущ в правилах высшей военной науки»2, не понимал и отвергал дальновидную стратегию Барклая-де-Толли.

Распря между Барклаем и Багратионом обретала скандальный характер. Главнокомандующие армиями пикировались, как фельдфебели. «Ты немец! — кричал пылкий Багратион. — Тебе все русское нипочем!» —«А ты дурак, — отвечал невозмутимый Барклай, — хоть и считаешь себя русским». Ермолов в этот момент сторожил у дверей, отгоняя любопытных: «Командующие очень заняты. Совещаются между собой!»3 Так оправдывался парадокс Наполеона: «Один плохой главнокомандующий лучше, чем два хороших»4.

Александр I был как нельзя более информирован о положении дел в каждой из русских армий. Перед ним отчитывались Барклай-де-Толли и Багратион, ему же писали доклады, рапорты и просто доносы оппозиционеры Барклая из Главной квартиры, а также наделенные для этого особыми полномочиями начальники штабов 1-й и 2-й армий (А.П. Ермолов и Э.Ф. Сен-При) и друг юности Императора, командующий 4-м корпусом

1-й армии генерал-адъютант граф П.А. Шувалов. Явно для царя писал Багратион А.А. Аракчееву и Ф.В. Ростопчину о лиходействе Барклая, причем в наиболее резкой форме: под Смоленском «подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию»1, и вообще он «генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества»404.

До последнего времени иные историки (даже такие авторитеты, как ДП. Бутурлин и Е.В. Тарле) считали, что Александр I решился сместить Барклая-де-Толли и назначить главнокомандующим всеми русскими армиями кого-то другого под впечатлением сдачи Смоленска. Однако А. Г. Тартаков-ский убедительно доказал, что к такому решению Александр I пришел еще до битвы за Смоленск. Ведь донесение Барклая об оставлении Смоленска было датировано 9 августа, получено в Петербурге не ранее 1.1-го, а Императору вручено лишь 16 августа в г. Або (Финляндия), где он встречался тогда с правителем и наследным принцем Швеции Ж.-Б. Бернадотом405. Между тем Чрезвычайный комитет уже решал вопрос о новом главнокомандующем (по указу Александра I) 5 августа, то есть в тот самый день и в те самые часы, когда Барклай только принимал решение оставить Смоленск.

Конечно, Император был уже давно недоволен затянувшимся отступлением русских армий, но пока не собирался отстранять Барклая-де-Толли и 30 июля предписал ему перейти в наступление, чтобы отбросить французов от Смоленска: «Я с нетерпением ожидаю известия о ваших наступательных движениях, которые почитаю уже теперь начатыми»406. А 5 августа в Петербург из Главной квартиры при 1-й армии прибыл князь П.М. Волконский с «пакетом донесений и писем высших военачальников», включая «наиважнейшее из них» письмо к Александру I от графа П.А. Шувалова. А.Г. Тартаковский

определил это письмо как «сгусток умонастроений враждебной Барклаю части генералитета»407. «Нужен другой главнокомандующий, — писал граф царю, — один над обеими армиями. Необходимо, чтобы Ваше Величество назначило его немедленно, иначе — погибла Россия»408. Мало того, в пакете Волконского оказалось еще и донесение Барклая-де-Толли Императору от 30 июля. В нем Михаил Богданович сообщал об отступлении уже соединившихся русских армий к Поречью, сослав-*"шись при этом (очень обидно для Александра I) на одобренный царем замысел «продолжить сколь можно кампанию, не подвергая опасности обе армии»409. Выходило, что в тот день, когда Царь приказывал Барклаю наступать, Барклай приказал войскам отступить.

Далее события развивались стремительно. В течение одного дня 5 августа царь ознакомился с пакетом бумаг Волконского, высочайше повелел составить Чрезвычайный комитет «из важнейших сановников империи»410 с задачей выбрать кандидата на пост главнокомандующего, утвердил состав комитета, который с 19 часов все того же дня начал работу и к 22 с половиной часам закончил ее.

Итак, в Чрезвычайный комитет вошли не просто «важнейшие», но и довереннейшие сановники Императора: председатель Государственного совета генерал-фельдмаршал граф Н.И. Салтыков (бывший воспитатель юного цесаревича Александра Павловича), члены Государственного совета светлейший князь П.В. Лопухин и граф В.П. Кочубей, петербургский генерал-губернатор генерал от инфантерии С. К. Вязмитинов и министр полиции генерал-адъютант А.Д. Балашов. Председателем комитета был назначен Салтыков. В его доме комитет провел свое первое и единственное историческое заседание. Как alter ego царя в заседании принял участие граф А.А. Аракчеев. Именно по его докладу было принято

решение, которое Аракчеев и подписал вместе с членами комитета411.

Перед Чрезвычайным комитетом, как и перед монархом, стоял трудный выбор. Все было бы проще, если бы не скоропостижная смерть в мае 1811 г. графа Н.М. Каменского, который, по мнению компетентных современников, «непременно был бы назначен» (будь он жив) главнокомандующим в 1812 г.412 Герой 1812 г. и ближайший соратник Кутузова П.П. Коновницын считал, что если бы жив был и граф Ф.Ф. Буксгевден (умерший в августе 1811 г.), «то, вероятно, ему, а не Кутузову, поручено было бы предводительствовать армиями в Отечественную войну»413. Теперь же в дворянских кругах Петербурга и Москвы говорили о Кутузове как о возможном «избавителе»414. В Петербурге «вся публика кричала Кутузова послать», — писал сенатор Н.М. Лонгинов в Лондон графу С.Р. Воронцову415. Из Москвы Ф.В. Ростопчин уведомлял Александра I, что и «Москва желает, чтобы командовал Кутузов»416.