За три дня боев под Красным, с 4-го по 6 ноября, французы потеряли, по данным штаба Кутузова, 19,5 тыс. человек пленными, 209 орудий и 6 знамен1097. Д.П. Бутурлин без ссылки на источник называл такие цифры: 10 тыс. убитых и 26 тыс. пленных1098, М.И. Богданович — тоже 26 тыс. пленных, но 6 тыс. убитых1099. В советской историографии Н.Ф. Гарнич оперировал цифрами Бутурлина, а Л.Г. Бескровный и П.А. Жилин заимствовали подсчет убитых французов у Богдановича; число же пленных Бескровный указал «по Кутузову», а Жилин — «по

Бутурлину»1100. Русские потери под Красным, как говорят данные Военно-ученого архива, составили всего 2 тыс. убитыми и ранеными1101.

Значение и даже масштабы боев под Красным оцениваются с 1812 г. и поныне различно. Дореволюционные историки Д.П. Бутурлин и А.И. Михайловский-Данилевский в трудах, написанных «по Высочайшему повелению», ряд советских (Н.Ф. Гарнич, П.А. Жилин, И.И. Ростунов) и постсоветских (А.М. Рязанов, Ю.Н. Гуляев, В.Т. Соглаев) представляют эти бои как генеральное сражение, блистательно выигранное русскими1102. «Трехдневное сражение под Красным, — читаем у Жилина, — закончилось крупнейшим поражением армии Наполеона <...>. В этом сражении Наполеон сам руководил войсками»1103. Такой вывод основывается главным образом на письме Кутузова жене от 7 ноября 1812 г.: «Вот ехце победа!.. Бонапарте был сам, и кончилось, что разбит неприятель в пух»1104. При этом не анализируются должным образом ход и результаты боев 4—6 ноября и полностью игнорируются критические сркдения о действиях Кутузова под Красным не только авторитетных историков от М.И. Богдановича и Ж. Шамбре до Е.В. Тарле и Д. Чандлера, но и прямых участников событий как с французской, так и с русской стороны.

Разумеется, отзыв Ф.-П. Сегюра о Кутузове («Этот старец выполнил лишь наполовину и плохо то, что так мудро задумал»1105) и аналогичные суждения А. Коленкура и Наполеона1106 враждебно пристрастны. Но вот один из героев Красного Н.Н. Раевский, которого Кутузов назвал первым в списке генералов, представленных к награде за отличие в боях 4—6 ноября, критически отнесся к тому, что фельдмаршал «представил (царю. — Н. Т.) дела под Красным как генеральное сражение»1107. Упрекал за это Кутузова и А.П. Ермолов, утверждавший, что под Красным «сражения корпусов были отдельные, не всеми их силами в совокупности, не в одно время, не по общему соображению»1108. Еще строже высказался Денис Давыдов: «Сражение под Красным, носящее* у некоторых военных писателей пышное название трехдневного боя, может быть по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском на голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не Главная армия»1109.

Точки зрения Дениса Давыдова и Павла Жилина на бои под Красным — две крайности. Генерального сражения под Красным конечно же не было, поскольку главные силы ни Наполеона, ни Кутузова там не сражались. Сам Наполеон участвовал только в событиях первых двух дней, переправляя свои корпуса к Лядам (об участии Кутузова речь пойдет особо) . Если не считать атаки Ф. Роге, все бои под Красным шли как бы по одному сценарию: русские регулярные войска М.А. Милорадовича, А.П. Тормасова, Д.В. Голицына, казаки М.И. Платова, партизаны Д.В. Давыдова и А.Н. Сеславина атаковали на марше порознь три корпуса «Великой армии» (Богарне, Даву и Нея), по мере того как они проходили от Смоленска на Красный. Каждый из трех корпусов был на какое-то время отрезан, а корпус Нея даже совершенно окружен, но принудить к сдаче хотя бы один из них не удалось. Однако теряли французы в этих боях не только «голодных, полунагих» — хотя таковые, естественно, гибли или сдавались в первую очередь, — потери несли и самые боеспособные части французов, вплоть до гвардии, а от 3-го корпуса маршала Нея вообще осталась* лишь малая часть.

Мог ли Кутузов под Красным добиться большего? Ближайшие соратники фельдмаршала считали, что если бы он своевременно подкрепил Милорадовича и других частью главных сил, то мог бы, как и под Вязьмой, истребить или заставить сложить оружие хотя бы один из корпусов французского арьергарда. Его начальник штаба, А.П. Ермолов, перед началом боев, 3 ноября, предлагал ему: «Ваша Светлость, довершите поражение армии (Наполеона. — И. Т.), если завтра прибудет армия наша к Красному. <...> Не откажите, Ваша Светлость, сего на Красный движения. Завтра успех будет совершенный»1110. Кутузов, однако, лишь передвинул свои главные силы из Юрова в Шилово, где и простоял все три дня боев, изучая обстановку с обычным для него избытком осторожности.

5 ноября дежурный генерал П.П. Коновницын и генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь, по свидетельству очевидца, «советовали (Кутузову. — Н. Т.) атаковать приближавшегося к Красному неприятеля. Кутузов соглашался на это, если только увериться можно в том, что не сам Наполеон тут командует», и в результате не стал атаковать1111. О том, что Кутузов в те дни был озабочен местонахождением Наполеона и его гвардии, говорят собственные документы фельдмаршала. 4 ноября он просил графа А.П. Ожаровского «употребить все меры <...> для узнания, где именно находится теперь французская гвардия»1112. В тот же день приказано было А.Н. Сеславину «узнать, что в Красном находится и когда что выступило, ибо без сего фельдмаршал не предполагает неприятеля атаковать»1113. Отсюда М.И. Богданович, а затем и М.Н. Покровский заключали, что Кутузов под Красным «действовал нерешительно» главным образом «из опасения встретиться лицом к лицу с гениальным противником»1114.

Факты и разъяснения самого Кутузова доказывают, что все было не так просто. Кутузов не побоялся встретиться лицом к лицу с Наполеоном при Бородине и Малоярославце. Тем меньше мог он опасаться этого под Красным. Но, убеждаясь с каждым днем после Малоярославца в том, что победа над Наполеоном обеспечена и близка, фельдмаршал стремился победить с наименьшими жертвами. Возможно, к такому способу действий толкало его сознание своей вины за гибель раненых русских воинов, десятками тысяч брошенных в огне Можайска и Москвы. Как бы то ни было, по воспоминаниям пленного наполеоновского генерала М.-Л. Пюибюска, Кутузов заявил ему перед Березиной: «Я, уверенный в вашей погибели, не хотел жертвовать для сего ни одним из своих солдат <...>. Вот как мы, северные варвары, сохраняем людей!»1115

При этом от самого Малоярославца Кутузов видел и, конечно, учитывал разрушительное воздействие на французскую армию таких факторов, как ее моральное разложение, враждебная среда, холод и голод, не говоря уже об ударах партизан, казаков, авангардов русской армии. «Наши молодые и горячие головы, — говорил он под Красным принцу Е. Вюртембергскому, — сердятся на старика за то, что он сдерживает их пыл, а не подумают, что самые обстоятельства делают больше, нежели сколько сделало бы наше оружие. Нельзя же нам прийти на границу с пустыми руками»1116.