его пока что не приняли, как сообщили они из южной Флориды, решения о продаже, но определенно склоняются к ней, даром что нынешняя конъюнктура рынка недвижимости выгодна для покупателя гораздо больше, чем для продавца), в одной руке у каждого бокал с шампанским, другая сжимает руку спутника (спутницы) жизни, — мы не только живы и материально благополучны, несмотря на ущерб, нанесенный нам торнадо, но за спиной у каждого чертовски удачная, в конце-то концов, карьера и прекрасная супружеская жизнь.

— Сдается мне, — замечает Манди, — что о последней твой Дорогой Читатель уже слышал. И возможно, не раз?

— Что же, тогда за Него/Нее, пусть и Ей/Ему выпадет такая же участь! А вдобавок — за твою попрыгучую поэзию и мою ползучую прозу: долгих им лет трепыхания?

Им еще повезет, полагает его подруга, если в век айподов, «Блэкберри» и цифровых плоскоэкранных телевизоров с высоким разрешением они вообще попадут в печать:

— Так же, как нам повезло иметь крышу над головами, твою пенсию, мое жалованье плюс Социальное Обеспечение, буквальное и фигуральное.

— Плюс сына в Сент-Луисе и дочь в Детройте, — рискует поддеть ее супруг, — или в Денвере? И внуков в Ванкувере и Венесуэле!

Супруга со стоном отбирает у него ладонь:

— Не начинай все сначала, Джи. Мы же договорились больше не обсуждать эту чушь.

— Верно: прости-прости-прости и прости, что я повторяю «прости»!

Но какого хрена, Читатель? Раз уж он приотворил эту запретную дверь и впустил в нее студеный Декабрь, почему бы не признаться и Манди, и Дорогому Кто— Ты-Ни-Есть, что и сам «Нед Проспер» — утраченный друг и дырка от задницы, проведший Дж. И. Ньюитта по отрочеству и юному возмужанию, как гид Вергилий провел Данте по первым двум подразделениям Потусторонности, — тоже был всего лишь выдумкой Рассказчика?..

— Как?!

…Что, разумеется, друзья детства и прочего имеются у всякого — и череда их сопроводила меня от Бриджтаунской начальной до Стратфордской средней и Тайдуотерского УШа (то же относится и к обычным инициирующим «познавательным экспериментам» детства, отрочества и юности); однако никто из них не был для меня столь же важен — единолично, последовательно и уникально, — сколь «Нед Проспер» для «Дж. И. Ньюитта». Ах, если 6 у последнего и вправду был такой друг — причем до сих пор!

К удивлению и облегчению Дж., жена его, вместо того чтобы вылить свое шампанское ему на голову и позвонить по 911, всего лишь округляет глаза, глубоко вздыхает и саркастически осведомляется:

— Так что же, за наш menage a trois?[Жизнь втроем (фр.).]

Но затем добавляет:

— Нет, спасибо, дружок, — и ты наверняка дурачишь меня, уверяя, что он, и его

«Третье размышленье», и все остальное были сплошными выдумками, подобными Сыну в Скенектеди и Дочери в Дулуте, и если так, то довольно уже!

Он снова берет ее за руку. Улыбается. Покачивает головой:

— Нет-нет. Иногда мне наполовину хочется, чтобы они такими и были, чтобы я мог придумать «Времена года» с нуля. Но мы никогда не узнаем наверное, был ли роман Неда обманом. Что сам он — обман — это моя тупоумная, импульсивная, Бог-весть-откуда-взявшаяся выдумка. Этот парень существовал во плоти и крови.

Покачивая головой:

— Это ты сейчас так говоришь. А после инаугурации нашего Новоизбранного Президента объявишь, наверное, что он — это ты: что именно ты уплыл от берега Мексики в море, дезертировал из армии, назвался Джорджем Ирвингом Ньюиттом и жил с тех пор долго и счастливо.

— Слушай, а вот это мне нравится!

— Я иногда гадаю: кто же ты такой, Джи?..

Ну и ладно: я тоже.

Еще один глубокий вдох-выдох.

— Но все равно люблю тебя.

И я тебя.

Наконец:

— Так, хорошо, а мы-то кто — тоже выдумки, такие же, как сочиняемые тобой истории и мной стихи? Плоды чьего-то полоумного воображения?

Он пожимает плечами: этого нам знать не дано. Но на наш, по крайности, взгляд, мы офигенно реальны, любовь моя, и впереди у нас, до того как всё — включая и долгую зиму, которая ждет, похоже, Новоизбранного Президента, — примет дурной оборот, есть еще несколько глав, стихотворений и времен года…

— Ну так напиши же новый роман Дж. И. Ньюитта — пока железо еще горячо, — рекомендует Аманда Тодд, — или, по крайности, тепловато?

Она постукивает себя по виску, затем наставляет палец более или менее в сторону Джи:

— Для начала сказать, о том, что перечень Последних Вещей твоего может-быть-выдуманного дружка включал в себя и Последние Слова, ну и о том, как ты пытался извлечь их оттуда, а?

Бокалы пусты, но бутылка еще наполовину полна, а мы и вправду разошлись (на следующее утро) по нашим раздельным-но-равноправным кабинетам — где Рассказчик, снова поблагодарив свою Музу Муз, провел некоторое число приятных декабрьских часов, вспоминая и воссоздавая многие из элементов Недова Перечня Последних Вещей, которые он распределил теперь по последовательным категориям. Одна содержала, для начала сказать, Последние Вещи Юности, из коих некоторые здесь уже упоминались и отдавали, как правило, горчинкой печали, но не сожалений, отмечая собой переход к некой предположительно большей/лучшей вещи или стадии: Последний Год или День Учебы в (Чем Угодно)! Последняя Ученая Степень! Последний День Девственности! Отрочества! Неженатости или Незамужества! Для сравнения: Последние Вещи Недовой Взрослости, какими он знал их или придумал, обходились уже без восклицательных знаков: Последний День в определенном жилище, на работе или в городе — скажем, перед тем, как перебраться в некое новое и предположительно лучшее Следующее, ну, например, заменить свой милый старый автомобиль другим, более шикарным.