Священной памяти Джона Джозефа Грина — возлюбленного мужа Мэри Эллен Грин, умершего в сентябре 1971 года в возрасте 76 лет.

Могилу обрамляли продолговатые черные камни. Все это навевало грусть.

Солнце на этой географической широте садится очень быстро, и сразу после шести часов вечера мы плотно закрыли ставни, повесив на окна противомоскитные сетки, и занялись приготовлением обеда из того скудного ассортимента продуктов, которые оставил нам Стейнби.

— Интересно, какую пищу готовила себе Мэри Эллен? — спросила Джейн. 

— Тушеное мясо и дампер [5] или свежее мясо со своей фермы. 

— Что такое дампер?

— Вид хлеба, который можно приготовить в били [6] . 

О били Джейн уже знала, но она задала мне еще массу других вопросов о жизни на таких вот отдаленных фермах. Я ответил, на какие только смог. Вырос я в городе, и, хотя часто ходил в пешие походы, образ жизни на таких фермах был мне тоже не слишком-то известен.

После ужина Джейн решила заняться составлением генеалогического древа своей семьи, и мы сели за расшатанный стол на таких же расшатанных стульях.

— Представьте, прожить шестьдесят лет на одном месте, — задумчиво проговорила Джейн.

— Да, в аду и то веселее.

— О, как вы можете!

— В конце концов, тал: хоть есть компания. Есть с кем поговорить, — защищаясь, ответил я.

— У нее был супруг, насколько вы помнить. Здесь.

— Да. Даже целых два. И жизнь, которая с готовностью как бы говорила им: «Добро пожаловать».

— Вы считаете, они не были счастливы? — с огорчением в голосе спросила Джейн. Она хотела, чтобы люди, лежавшие там, возле часовни, были при жизни счастливы. — Представьте себе, они привыкли к этому месту. У людей так бывает, — продолжала она упорствовать. 

— А вы не думаете, что здесь можно заскучать? Шестьдесят тоскливых лет на одном и том же месте. Господи, подумать только! У нее было столько денег, Джейн. Да эта ферма. Все ее. Если бы она вдруг захотела жить в Перте или Париже, не важно где, она могла бы уехать туда. Но она оставалась. QED [7] . Хотя, может быть, но он не хотел жить в Перте... 

Сняв закипевший чайник, я протянул Джейн кружку горячего крепкого чая.

— Попейте.

Джейн опустошила полкружки.

— Вы хоть когда-нибудь видели ее?

В ответ — отрицательный жест.

— Тогда выбросьте из головы нею эту романтическую чепуху. Она не ближе нам, чем капитан Кук.

— И все-таки...

— А мы сами сейчас так далеко ото всех, что у нас нет даже радио.

Что вернуло ее наконец из романтических грез на землю. Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, потом бодро сказала: 

— Давайте поищем другой чайник, этот скоро развалится, а в едь мистер Стейнби появится только через пять дней. 

— Стейнби — это хорошо. А вот что нам делать, если снова появятся те?

— Вы думаете, это возможно?

Я пожал плечами:

— Зачем они прилетали сюда? 

— Наверное, посмотреть, нельзя ли что-нибудь украсть. Если они это уже нашли и взяли, мы все равно никогда не узнаем, что именно. Зачем же им снова возвращаться? 

— Вы необычная женщина. — Я рассмеялся.

— Почему?

— У людей существует общая нормальная реакция на любое вторжение. Они дрожат от страха, особенно женщины. Это же преступление против человека!

— Против мужчин?

— Против человечества в целом, включая и женщин? Вас это не бросает в дрожь?

— Это же мой дом.

— Теперь ваш. 

— Да, но это не мой дом. Может быть, в этом дело? 

— Может быть.

— И все же вы считаете, они вернутся? — настаивала Джейн.

— Или вернутся, или они собираются сделать что-то другое.

— Что вы имеете в виду?

— Послушайте, мы здесь оторваны от мира. Да, сравнительно недалеко находится Бурке, там есть все службы: врачи, прилетающие на вертолетах, полиция. Если происходит что-то серьезное, они быстро оказываются на месте. Но мы не сможем их вызвать. Нет связи.

— Итак, если они вернутся?..

— Вокруг нас восемьдесят с лишним квадратных миль, а мы — как иголка в сене. Остается надеяться, что никто не появится в ближайшие несколько дней.

— И все-таки я не вижу причины, из-за которой им понадобится сюда возвращаться, — продолжала настаивать Джейн. — Здесь нет ничего такого...