Волны бились о стены Зимнего дворца, каменных домов на набережной и прилегавших улицах. Ужасным было положение жильцов нижних этажей: вода залила их квартиры, испортила или унесла имущество. Но сами они все же могли спастись на верхних этажах. Главная опасность грозила тем, кто жил в деревянных домах на взморье, на Васильевском острове, на Петербургской стороне. Там погибло много людей: «Известно, что на Петербургской стороне все почти обывательские дома деревянные и в один этаж, кроме Большого проспекта. Во всех сих домах ветром разбило стекла, а вода разрушила печи... Там многие ветхие дома совсем были снесены. Жителей, по самым верным сведениям, погибло на Петербургской стороне до девяноста душ», — писал Е. Ф. Комаровский.

Наводнение в городе началось около полудня, а к двум часам дня были организованы спасательные работы. Руководил ими генерал-губернатор Милорадович. Как всегда во время серьезных испытаний, нашлось немало самоотверженных людей: они на лодках, шлюпках, катерах спасали терпящих бедствие. Среди них мы находим знакомые имена: «Генерал Бенкендорф сам перешел через набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман гвардейского экипажа Беляев, и при опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, успел спасти множество людей», — сообщает М. И. Пыляев. Конечно, доблестный Бенкендорф (в будущем глава тайной полиции) не один спасал тонущих: не меньшую отвагу проявили матросы и командир катера мичман Беляев. В эти часы все они одинаково рисковали и действовали сообща. Через год с небольшим эти люди встретятся по крайней мере еще раз и тоже при чрезвычайных обстоятельствах, но уже как противники. 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь выйдут солдаты и офицеры Гвардейского экипажа, в их числе два брата — мичманы Александр и Петр Беляевы. Позже им не раз придется отвечать на вопросы члена Следственной комиссии А. X. Бенкендорфа.

Но вернемся к рассказу о наводнении. Во время него было немало случаев чудесного спасения — в книге «Старый Петербург» Пыляев приводит целый ряд таких историй. Случались и комические коллизии. Одна из них описана в «Семейной хронике» А. Кочубея: «Наводнение увеличивалось, на Большой Морской показалась шлюпка, в которой плыл военный генерал-губернатор граф Ми-лорадович. По поводу этой шлюпки случился анекдот с графом В. Толстым, жившим на Большой Морской. Он имел привычку вставать очень поздно. В это утро, поднявшись, он, еще полузаспанный, подошел к окну, и первый предмет, бросившийся ему в глаза, была шлюпка с сидящим в ней Милорадовичем. Он изумился и испугался; протирая глаза, начал звать камердинера. Тот прибежал, и граф, указывая на окно, спросил его: „Что ты видишь Г' — „Генерал-губернатор едет на шлюпке“, — ответил тот. Толстой перекрестился и сказал: „Ну, слава Богу, а я думал, что я сошел с ума“».

К ночи вода начала спадать. На следующий день во всех частях города начали работать комитеты помощи пострадавшим. 1бсударство выделило для раздачи пострадавшим от наводнения миллион рублей; а вместе с частными пожертвованиями сумма составила четыре миллиона. Во время этого бедствия погибло около пятисот человек, огромное число людей осталось без крова. В городских частях были открыты временные приюты, госпитали, бесплатные столовые; людям раздавали теплую одежду, обувь, все необходимое на первое время.

Воспоминание о бедствии 7 ноября 1824 года надолго сохранилось в памяти горожан, а благодаря пушкинскому «Медному всаднику» вошло в национальную память. Наводнение в Петербурге — явление нередкое, но нашествие стихии такой же разрушительной мощи, как в 1824 году, город пережил лишь столетие спустя, в 1924 году.

Как-то в разговоре Н. М. Карамзина с Н. И. Тургеневым были сказаны знаменательные слова. В ответ на карамзинское: «Мне хочется только, чтобы Россия подоле стояла» Тургенев спросил: «Да что прибыли в таком стоянии?» Вопрос старый как мир: так некогда пророки вопрошали Бога о смысле существования и предназначении народа. Для революционеров всех времен это вопрос риторический, с известным ответом: «Прибыли нет, надобно все переставить».

История декабристского движения в общих чертах известна читателю, и мы не станем углубляться в нее. Попробуем рассказать о событиях 14 декабря 1825 года как об одном из эпизодов жизни Петербурга. Это день чрезвычайных событий: впервые в городе произошло вооруженное восстание; гарнизон столицы разделился на два лагеря, одни гвардейские части атаковали другие; на Сенатской площади, на Галерной улице, на льду Невы погибли сотни солдат и горожан. Движение, которому за несколько лет до этого сочувствовала и была сопричастна либеральная часть русского общества, завершилось катастрофой 14 декабря, западней на Сенатской площади.

27 ноября 1825 года в Петербург из Таганрога пришло известие — умер Александр I. В тот же день Пэсударст-венный совет, Сенат, а затем войска, все чины и сословия столицы принесли присягу новому императору — Константину Павловичу. Константин еще в 1822 году отказался от права на российский престол, и Александр I в 1823 году подписал манифест о переходе права наследования к следующему брату — Николаю. Но, видимо, императорская фамилия полагала, что это — дело семейное, и акт об отречении Константина сохранялся в тайне. Поэтому, хотя в 1бсударственном совете было зачитано духовное завещание покойного императора о передаче престола Николаю, это не могло отменить традиционного правила престолонаследия (по закону император не имел права завещать власть кому-либо по своему усмотрению). После присяги в Петербурге ждали приезда нового императора (Константин, наместник в Польше, жил в Варшаве), а Николай Павлович — его манифеста с отречением от престола. Константин медлил и с тем, и с другим, замкнулся в Варшаве и не принимал посланцев из столицы. Вероятно, искушение властью было сильно: три года назад он отказался от нее, а теперь откладывал формальное отречение.

Этот неожиданный период междуцарствования (27 ноября — 13 декабря) и подтолкнул тайное общество к решительным действиям, хотя «столица, где должно было все решиться, заключала в себе небольшое число членов. Прочие были рассеяны по всему пространству обширнейшей Российской империи... Несмотря на то, обстоятельства показались такими благоприятными, что оно решилось испытать свои силы и подвергнуться всем личным бедствиям, в которые неудача должна была погрузить их. Они давно уже обрекли себя служению Отечеству и презрели страх бесславия и позорной смерти» (С. П. Трубецкой. «Записки»).