Вильсон был достаточно умен, чтобы на основании этого опыта прийти к заключению, что большевиков он не понимает. Он искал решения, как сам признавал, «до кровавого пота», но не знал, что делать. Поэтому его хорошо организованный ум говорил ему: ничего не следует предпринимать — нельзя выработать политику в положении которое не поддается пониманию. В 1918 и даже в 1919 году Вильсон не хотел никакой политики по отношению к России. Помимо всего прочего, он был занят тысячей гигантских задач, стоявших перед воюющей, но не привыкшей вести войну нацией. Он был человеком одного фронта и предпочитал сосредоточиться на Западном фронте, от которого зависела победа или поражение Германии.

Однако военные и политические руководители союзных Америке держав, как известно, оказывали могучее давление на Вильсона. Фош, Клемансо, Ллойд-Джордж, Бальфур и другие говорили ему, что убеждены в необходимости интервенции с участием Америки. Он был упрям, но стремился к победе и был разумен. Было бы неразумным отстаивать свое мнение, которое, как он знал, основывалось на неспособности проникнуть в суть проблемы, перед лицом опытных людей, твердо настаивавших на решительных действиях.

Кроме того, Вильсон не мог игнорировать закон коалиции и союза. Нельзя было без конца идти наперекор желаниям партнеров по коалиции в этом важном для них вопросе, не подорвав основ самой коалиции. Вильсон знал, что было бы неправильно предпринимать интервенцию в России. Но в конце концов, утомленный настойчивыми требованиями союзников, он махнул рукой.

Советские историки в мундирах, для которых политика всего лишь вопрос классовой борьбы, империализма, производительных сил и т. д., которые пишут о политике как о точной науке, но, не смущаясь, фальсифицируют документы и факты, скажут, конечно, что психология Вильсона не относится к вопросу. На то они и плохие историки — или, скорее, вообще не историки.

Даже когда Вильсон дал согласие на интервенцию, он пытался свести участие Америки к минимуму. Более того, он пытался умиротворить собственную совесть тем, что выступал против интервенции в тот самой момент, когда предпринимал ее. Циники различат в этом элемент лицемерия и, может быть, будут правы. Вильсон был духовно измучен. Сообщение об американской интервенции в России было подписано исполняющим обязанности государственного секретаря Ф. Л. Полком, но читается оно как вильсонизм чистой воды521. Член Верховного суда США Л. Д. Брандайс, хорошо знавший Вильсона, писал Э. А. Олдермэну, президенту Виргинского университета, 11 мая 1924 года: «О Вильсоне надо судить по тому, чем он был и что делал до 4 августа 1918 года, когда был составлен документ, оправдывавший нападение на Россию. Это был первый из тех его поступков, которые не похожи на него, и, по-моему, начало его печального конца».

Сообщение об интервенции шло наперекор всей личности Вильсона и поэтому способствовало его духовному распаду: «По заключению Правительства Соединенных Штатов,- к которому Правительство пришло после многократного и пристального рассмотрения всей ситуации, военное вмешательство в России скорее усугубило бы нынешнюю прискорбную смуту, нежели излечило ее, и скорее повредило бы России, чем помогло ей оправиться от ее невзгод.

«Такое военное вмешательстве, какое чаще всего предлагали, даже если бы оно достигло своей прямой цели, а именно нанесения удара Германии с востока, скорее всего оказалось бы видом использования России, а не видом помощи ей. Если бы оно и принесло пользу народу России, то слишком поздно, чтобы избавить его от теперешних отчаянных трудностей, а между тем достояние России использовалось бы для содержания чужестранных армий, а не для восстановления ее собственной армии или для пропитания ее мужчин, женщин и детей. Мы с решительностью и уверенностью прилагаем теперь всю свою энергию к одной цели; эта цель — победа на Западном фронте, и, по мнению Правительства Соединенных Штатов, было бы весьма неразумно разделять или рассеивать наши силы».

До сих пор документ оправдывает вильсоновскую политику откладывания интервенции, отмечая иностранным критикам и успокаивая собственную совесть Вильсона. Далее он читается так: «Поэтому, с точки зрения Правительства Соединенных Штатов в данных условиях, военные действия в России можно предпринимать в настоящее время лишь с тем, чтобы предоставить защиту и посильную помощь чехословакам, подвергающимся нападениям со стороны вооруженных австрийских и германских военнопленных»,— эта выдумка имела широкое хождение в то время,— «и чтобы поддержать те усилия, направленные к организации самоуправления или самозащиты, в которых сами русские согласны принять нашу помощь.

С этой целью Правительство Соединенных Штатов сотрудничает в настоящее время с Правительствами Франции и Великобритании в районе Мурманска и Архангельска. Соединенные Штаты и Япония являются единственными державами, которые сейчас способны действовать в Сибири с силой, достаточной для достижения даже столь скромных целей, как те, что были намечены выше. Правительство Соединенных Штатов обратилось поэтому к Правительству Японии с предложением, чтобы оба правительства отправили во Владивосток военные части численностью в несколько тысяч человек, которые сотрудничали бы и действовали заодно при оккупации Владивостока» — напрасная надежда! — «и, в случае надобности, защищали бы тыл движущихся на запад чехо-словаков; Японское правительство дало на это свое согласие». Японское правительство давным-давно требовало этого шага.

США и Япония согласились послать по 7000 солдат во Владивосток и в Сибирь.

Дело не стали откладывать в долгий ящик. Уже 26 августа Джон Колдуэлл, американский консул во Владивостоке, телеграфировал в Вашингтон государственному секретарю: «От Стивенса: Около 18 000 японских солдат уже сошло на берег во Владивостоке. Кроме того, 6000 продвинулись через Чанчунь на Маньчжурский фронт. Японцы заправляют всюду, где только возможно... Положение критическое»522.

Приходится признать правоту старомодной мысли, что даже государственному деятелю не следует совершать поступков, которые он считает неправильными.

22

ЛЕРИН И ГЕРМАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Международное положение подвергалось коренным изменениям. Положение Германии ухудшалось. Мощное французское контрнаступление под Суассоном 18 июля 1918 года застигло германскую армию врасплох и вынудило ее отступить. Фельдмаршал Герман фон Эйхгорн, германский главнокомандующий на Украине, и его адъютант капитан фон Дресслер 1 августа были убиты в Киеве левым эсером. Вывозить с Украины хлеб стало еще труднее: в Германии и в Австро-Венгрии усиливался голод.