Свежий воздух и отдых были полезны Крупской, и она осталась в Сокольниках. 19 января 1919 года, в воскресение, Ленин снова поехал навестить ее. Шофер Ленина Степан Казимирович Гиль, которому тогда было 30 лет, вспоминает541 542: «Зима была в том году вьюжная, Москву замело снегом... В нескольких саженях от Каланчевской площади мы вдруг услышали грозный крик: «Стой!» Кричал какой-то субъект в шинели. Я прибавил ходу... Когда стали подъезжать к Калинкин-скому заводу, на середину дороги выскочило несколько человек с револьверами в руках. «Стой! Машину остановить!» — раздался крик. Я вижу, что по форме это не патруль, и продолжаю ехать прямо на них. Неизвестные повторили свой окрик: «Стой! Будем стрелять!» Я хотел проскочить, но Владимир Ильич потребовал, чтобы я остановил машину...

— Выходите! Живо!

Владимир Ильич приоткрыл дверцу и спросил:

— В чем дело?

Один из нападавших крикнул:

— Выходите, не разговаривайте!

Бандит схватил Владимира Ильича за рукав и резко дернул к себе. Выйдя из машины, Ильич недоуменно повторил свой вопрос:

— В чем дело, товарищи? Кто вы? — и достал пропуск».

Мария Ильинична и их спутник тоже вышли из машины. Один из вооруженных людей обыскал карманы Ленина, отобрал документы и браунинг. Сестра Ленина возмущенно обратилась к ним: «Какое право вы имеете обыскивать? Ведь это же товарищ Ленин! Предъявите ваши мандаты!» «А нам никаких мандатов не надо,— ответили ей.— У нас на все право есть». Гиль, остававшийся за рулем, не посмел стрелять, чтобы в перестрелке не убили Ленина. Налетчики приказали Гилю тоже выйти из автомобиля. Он повиновался. Бандиты уселись в машину и укатили.

«— Да, ловко,— произнес Владимир Ильич,— вооруженные люди и отдали машину. Вот позор! — вспоминает Гиль.— Я понял, что Ильич метит в мой огород, и стал объяснять, что в ответ на мой выстрел бандиты открыли бы огонь... Владимир Ильич подумав с минуту, ответил: — Да, товарищ Гиль, вы правы. Тут силой мы ничего не сделали бы. Очевидно, мы уцелели только благодаря тому, что не сопротивлялись».

Путники отправились в Сокольничевский совет, здание которого стояло тут же рядом, позвонить в Кремль. Часовой не пустил их, потребовав пропуск. Ленин назвал себя и объяснил, что пропуска у него нет, потому что его ограбили. Часовой продолжал сомневаться. Наконец, Гиль показал свои документы, и по ним всю компанию пропустили в здание. В Совете никого не было. В коммутаторной разбудили сонного телефониста, позвонили в Кремль, ВЧК. За ними прислали машину.

Ленин приказал разыскать украденный автомобиль. Дороги из города были завалены снегом, а в Москве большую машину негде было скрыть. В ЧК и уголовном розыске все было поставлено на ноги, и в ту же ночь машина была найдена. Возле машины лежали убитые милиционер и красноармеец. Налетчики скрылись, но в эту ночь было схвачено много преступников.

Весной 1919 года делегация донских казаков приехала в Москву на прием к М. И. Калинину, ставшему после смерти Свердлова председателем ВЦИК. Калинин сказал им, что «Ильич очень интересуется положением на Дону» и приглашает их на завтра, в 3 часа. В приемной Ленина его секретарь Лидия Фотиева предупредила их, «что Владимир Ильич не спит уже несколько ночей и просила допросы излагать короче». В три часа их пригласили в кабинет Ленина. Делегаты были взволнованы, но Ленин быстро рассеял их стеснительность простотой обращения. Он стал задавать вопросы: обеспечены ли семьи красноармейцев семенами, как относится казачество к сельскохозяйственным артелям и коммунам, как казачество идет в ряды Красной Армии и т. п. Ответы казаков не сохранились, но о них можно догадываться. Аудиенцию часто прерывали телефонные звонки с фронтов, с фабрик, со всех концов страны. После каждого звонка Ленин с улыбкой возвращался к прерванному разговору с казаками. Они, как многие другие, прибыли в Москву чтобы получить в различных комиссариатах вооружение, транспорт и т. д. Ленин выслушал их нужды и, прощаясь, сказал: «Идите и стучите. Где вам не отворят — звоните мне». У него было чуткое ухо.

В «Правде» за 15 февраля 1919 года был напечатан ответ Ленина на запрос крестьянина, помещенный в «Известиях ЦИК» от 2 февраля. Крестьянин-красноармеец г. Гулов ставил вопрос об отношении правительства к середнякам и рассказывал «про распространяемые слухи, будто Ленин с Троцким не ладят, будто между ними есть крупные разногласия и как раз на счет середняка-крестьянина».

Троцкий уже дал ответ на это письмо в «Известиях» от 7 февраля, назвав слухи о разногласиях «бессовестной ложью, распространяемой помещиками и капиталистами, или их вольными и невольными пособниками». Ленин, со своей стороны, «целиком подтверждал заявление тов. Троцкого»: «Никаких разногласий у нас с ним не имеется, и относительно крестьян-се-редняков нет разногласий не только у нас с Троцким, но и вообще в коммунистической партии, в которую мы оба входим. Товарищ Троцкий в своем письме подробно и ясно объяснил, почему партия коммунистов и теперешнее рабоче-крестьянское правительство, выбранное советами и принадлежащее к этой партии, не считает своими врагами крестьян-середняков. Я подписываюсь обеими руками под тем, что сказано тов. Троцким». Но, зная, что было на уме у крестьян — и у бедняков, и у середняков, и у кулаков, Ленин добавил: «Свободная торговля хлебом, это значит свобода наживаться для богатых свобода умирать для бедных... Власть капиталистов, «свобода торговли» не возвратится. Социализм победит».

(Статья Ленина появилась в 36 томе 4-го издания его «Сочинений», вышедшем в Москве в 1957 году. Редакция не сочла возможным исключить ее из издания, но снабдила ее примечанием: «Л. Д. Троцкий — злейший враг ленинизма... После победы Октябрьской социалистической революции Троцкий некоторое время формально соглашался с политикой партии по крестьянскому вопросу».)

Ленин все-таки сомневался в лояльности крестьянства и 30 апреля 1919 года попросил Зиновьева подобрать «300—600 питерских рабочих, с серьезнейшими рекомендациями от партии и от профессиональных союзов, для рассылки по 1, по 2 в уисполкомы всей России... Без группы таких абсолютно надежнейших и опытных питерских рабочих нам с деревней не добиться крупного улучшения» *.

Блистательный Петроград, «Северная Пальмира», был погружен во тьму. Царили голод и холод. Культ рабочих и крестьян послужил политической почвой для одичания. Максим Горький, житель бывшей столицы, ворчал: «В 19 году, в Петербурге был съезд «деревенской бедноты». Из северных губерний России явилось несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце Романовых. Когда съезд кончился и эти люди уехали, то оказалось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды,— уборные дворца оказались в порядке, водопровод действовал. Нет, это хулиганство было выражением желания испортить, опорочить красивые вещи»543 544.

Как общественный деятель, Горький был в это время, вероятно, популярнее Ленина. Он был известен интеллигенции и многим рабочим и крестьянам, независимо о того, читали они его произведения или нет. В отличие от Ленина, пришедшего в революцию из дворян, Горький был человеком из народа и служил народу по-своему. Ленин питал к Горькому особое уважение и обычно принимал его дома. Если же Горький должен был посетить его в Совнаркоме, то Ленин приходил в свой кабинет раньше обычного и напоминал секретарю: «Не забыли ли сказать в будку у кремлевских ворот, не задержат ли там Горького?» Через полчаса он звонил из кабинета: послали ли за Горьким машину. Обычно Горькому не приходилось ждать в приемной, Ленин принимал его без очереди. Секретарь Ленина вспоминает: «В часы, когда у Владимира Ильича сидел Горький, на нашу долю выпадало много работы»1. Горький приносил ходатайства об арестованных ученых, писателях, художниках. Классовая дискриминация огорчала Горького: официальное солнце сияло только для рабочих и крестьян, интеллигенция оставалась в тени. Горький «приедет сюда завтра, и я очень хотел бы вытащить его из Питера, где он изнервничался и раскис», писал Ленин 7 июля 1919 года Крупской, находившейся на борту волжского агитпа-рохода «Красная звезда». Ленин пытался уговорить Горького присоединиться к волжской агитгруппе: это было бы большой политической победой. В конце письма Ленин прибавил: «Митя (т. е. его брат Дмитрий) уехал в Киев: Крым, кажись, опять у белых. Мы живем по-старому: отдыхаем на «нашей» даче по воскресеньям. Троцкий поправился, уехал на юг, надеюсь подтянет. От замены главнокомандующего Вацетиса Каменевым (с Востфронта) я жду улучшения... Крепко обнимаю, прошу писать и телеграфировать чаще. Твой В. Ульянов. NB. Слушайся доктора: ешь и спи больше, тогда к зиме будешь вполне работоспособна»545 546.